Грузия: смесь фарса и трагедии

0

4854 просмотра, кто смотрел, кто голосовал

АВТОР: Джапаридзе Сопико

 

18/10/2020 США не единственная страна, которой этой осенью предстоит ужасный выбор. Кавказская страна Грузия, южный сосед России, снова выбирает из привычного набора правых партий – это отличительная черта ее политики последних лет. К ним прибавились десятки новых партий, этаких престижных проектов, запущенных с одной-единственной целью: преодолеть низкий барьер в парламент и заполучить доступ к государственному финансированию.

 

Низкий барьер считается победой оппозиции после протестов прошлым летом, раздутых депутатом от Европейской Грузии (осколка Единого национального движения бывшего президента Михаила Саакашвили). Он ворвался в зал заседаний парламента, замотавшись в грузинский флаг, и прогнал депутата российского парламента Сергея Гаврилова. Даже при том, что Гаврилов председательствовал не на рядовом собрании, а на мероприятии, связанном с Православной церковью, то есть практически без политики, для господствующих русофобских настроений это зрелище оказалось нестерпимым: российский политик занял влиятельнейшее место в парламенте Грузии, а значит, должен быть изгнан.


Такая театральность за последние три десятилетия стала в грузинской политике нормой: эту смесь фарса и трагедии выдающимся образом воплощает сам Саакашвили. После поражения на выборах в конце 2012 года с поста президента его свергла новообразованная коалиция «Грузинская мечта», которую финансирует миллиардер Бидзина Иванишвили. Вынужденный бежать из страны, Саакашвили причудливым образом продолжил свою политическую карьеру за границей, став сперва гражданином Украины, а затем и губернатором Одесской области. Впрочем, на посту губернатора он просидел недолго, поскольку поспешил обвинить Петра Порошенко – президента, который его и назначил, в коррупции. Новый лидер Украины Владимир Зеленский назначил Саакашвили председателем исполкома Национального совета реформ. Но в последние недели немало поколесивший по миру Саакашвили объявил о своем возвращении в грузинскую политику.


История, как бывший президент одной страны становится губернатором в другой, странна сама по себе. Но если рассматривать бывшее советское пространство как единое целое, это не так уж и удивительно. С распадом восточного блока двадцать семь новых стран «заново родились» в капитализме, и всем им международные организации прописали одну и ту же шоковую терапию. Радикальные либеральные реформы в одной стране использовались для давления на другие правительства, если те не горели желанием идти тем же путем. Так весь регион сперва проглотил наживку неолиберализма, а затем стал ареной борьбы за прямые иностранные инвестиции. Все это в сочетании с антироссийской политикой, господствующей в основной части региона, обеспечило Мише Саакашвили огромное влияние, не в последнюю очередь благодаря его легендарному статусу, которым он обзавелся в ходе августовской войны 2008 года с Россией. Об этом конфликте даже сняли безвкусный голливудский фильм, где Мишу сыграл Энди Гарсиа.


Саакашвили особенно силен своими связями с Западом, ведь без них всякое молодое правительство обречено на провал (Джон Маккейн и Хиллари Клинтон даже выдвинули его на Нобелевскую премию). Добавьте к этому недостаток умелых администраторов на местах. Но ключевой момент – все же пределы демократии в посткоммунистических странах. Люди раз за разом голосуют против неолиберализма, но эта политика никуда не девается, а уходит на переработку в международные и региональные организации. Изгнанные собственным электоратом неолиберальные реформаторы нередко получают работу во всяких международных организациях и аналитических центрах, которые затем проповедуют те же самые меры другим правительствам.


Теперь Миша, лишившись грузинского гражданства еще 2015 году и несмотря на обвинения по целому ряду статей о злоупотреблении властью, не только пытается вернуться во власть у себя на родине, но и убежден, что именно он тот человек, кто проведет страну через бури коронавирусной пандемии. С каждым днем на фоне тусклого правления «Грузинской мечты» эпоха Миши видится большинству все более радужной, особенно учитывая, что экономическая политика не изменилась.

 

Почему Саакашвили так и не теряет популярности – тревожный урок для левых, многие из которых считают его западником, крестным отцом грузинского неолиберализма и психопатом, который съел галстук в прямом эфире. Вопреки его неолиберальной и радикально-либертарианской политике большинство грузин запомнили его не сторонником невмешательства, а государственником, интервенционистом и нарушителем культурных норм.


Это связано с тем, что грузинская политика и общество очень инерционны в силу косной и сверхпатриархальной культуры и замысловатой системы дружеских и семейных связей, которые увековечивают покровительственные отношения «благодетель–протеже». Эти отношения в какой-то степени поколебали капитализм, внутренняя миграция и эмиграция, но в мужской среде этот строгий кодекс поведения зачастую сохраняется. К тому же без сильных институтов эти отношения служат подпиткой коррупции.


Миша был в любой момент готов нарушить эти правила. Он всегда вел себя с абсолютным бесстыдством и ни разу не уклонялся от ситуаций, которые среди мужчин, боящихся потерять уважение, считаются унизительными. В этом одновременно источник его любви и ненависти. Приличное общество и элита считают его постыдным безумцем, тогда как другие видят в нем борца, который не боится жертвовать личным комфортом и репутацией ради общего блага: «Миша не слушается покровителей», «Миша укусит даже кормящую руку», – говорят они. Это делает его обузой для многих элит.


При этом жертвы этих покровительственных отношений из относительно бедных районов Грузии составили костяк Мишиного электората. В общем, он культивирует образ человека, который ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего. На фоне стереотипа о сонном и пузатом грузинском политике (размер его живота даже стал предметом академического исследования) энергичный Саакашвили выглядит одержимым трудоголиком. Если некоторые знатоки говорят, что его кандидатура для объединенной оппозиции равносильна катастрофе, поскольку это каким-то образом играет на руку «Грузинской мечте», то они попросту недооценивают его популярность.

 

На самом деле перспективы Саакашвили кажутся вполне выигрышными на фоне глубинных слабостей «Грузинской мечты». Эта широкая коалиция появилась накануне выборов 2012 года с единственной целью – сместить Саакашвили, и поначалу сулила социальные программы и реиндустриализацию. Однако от этих идей поспешно отказались в пользу справедливого очернения Миши, после восьми лет у власти он выставлялся этаким монстром, который пересажал всех в тюрьму. К сожалению, «Грузинской мечте» так и не удалось подорвать его наследие. Во-первых, в своей конституционной реформе 2016 года она сохранила вопиющий закон Саакашвили о свободе, который запретил прогрессивное налогообложение и жестко ограничил социальные расходы, при том, что коалиции с ее подавляющим большинством ничего не стоило его отменить. Затем еще один кричащий пример двуличности и лицемерия – «Грузинская мечта» оставила пожизненные должности тем самым судьям, у которых при Саакашвили было по 99% обвинительных приговоров. В начале 2019 года из-за этого разразился скандал, и многие депутаты покинули «грузинскую мечту».


Политика Саакашвили была направлена на развитие и этим выходила за рамки других посткоммунистических реформаторов, по сути своей технократов. Сам он любит себя сравнивать с государственными строителями вроде Мустафы Кемаля Ататюрка и Давида Бен-Гуриона. Одержимый своим образом национального символа, он проявляет недюжинную идеологическую гибкость. Начав с нападок на своего предшественника Эдуарда Шеварднадзе за то, что тот винил во всех бедах Россию, отвлекая грузин от внутренних неудач, Саакашвили – сперва в Грузии, а затем и на Украине – сам предстал в образе антипутинского героя. От критики экологической и общественной политики British Petroleum и трубопровода Баку–Тбилиси–Джейхан («BP нас не запугивать», – уверял он) он перешел к безоговорочной ее поддержке.


Но оппортунист вроде Миши по сути своей мог оказаться лишь правым. Разница между левыми и правыми в посткоммунистических странах выражена слабее всего, особенно после распада Советского Союза, и зачастую никак не объясняет происходящее в регионе. Поскольку социализм среди элит (а то и среди населения) дискредитирован и никакой альтернативы неолиберализму нет, партиям или политикам, которые могли бы бросить вызов капиталистической гегемонии, взяться неоткуда. Вместо этого различия касаются проведения неолиберальных реформ: как быстро и как эффективно.


Эти политические разногласия между якобы «левыми» и якобы «правыми», никогда не мешают тотальному принятию неолиберализма, как велят Вашингтонский консенсус и Европейский союз. То и дело в посткоммунистических странах вспыхивают споры насчет продажи земли иностранцам, но даже здесь они сводятся к срокам реализации, о полной отмене реформы речи не идет. В конце концов, ЕС сделал либерализацию земель критерием для ассоциированного членства. Действительно, как гласит одно исследование, левые правительства в посткоммунистических странах в проведении неолиберальных реформ преуспели больше правых…
Живя в Америке, Миша, по собственному признанию, осознал границы либеральной демократии, увидев в Вашингтоне дорогу к Белому дому. «Тут-то ты и понимаешь, что такое разные правительства», – вспоминал он. «Дорога была действительно очень плохая, даже хуже, чем в Грузии времен Шеварднадзе. Но поскольку местное правительство округа Колумбия банкрот, то даже если дорога ведет к Белому дому, кому какая разница? Вот самый могущественный президент в мире, но даже он не может починить дорогу!». Саакашвили продолжил: «Одни называют это разделением властей. Другие – демократией. Я бы сказал, что это неэффективность».

 

Таким образом, просидев в президентском кресле с 2004 по 2013 год, Саакашвили строил сильное государство. Но для этого ему пришлось манипулировать основными международными и региональными организациями, которые разрабатывают программы структурной перестройки. Он понял, что успокоить международное сообщество проще всего, приняв их реформы на бумаге, одновременно реализуя «успешный» бренд посткоммунистического капитализма неформальными методами. К таковым относились вымогательство бизнеса по-мафиозному, после чего средства направлялись в некие фонды развития. Коррупция и сети покровителей в Грузии процветали, и Миша перенял методы Муссолини / Руди Джулиани (бывший мэр Нью-Йорка, ныне адвокат Трампа. – Прим. перев.): сажать всех в тюрьму за мелкие нарушения, чтобы сломить крупных рэкетиров и пополнить государственный бюджет их залогами. Такое первоначальное накопление через насилие и отъем собственности сыграло ключевую роль в переходе к капитализму… 


Понять происходящее в постсоветской Грузии (как и в других частях региона) помогает термин Гарри Кливера «девальвация» или «обесценивание». С распадом Советского Союза произошла именно девальвация – утрата навыков, умений и знаний, в том числе их передача из поколения в поколение. Вся политическая экономия СССР была стерта с лица земли одним махом, а с ней и специалисты и управленцы. Высококвалифицированные специалисты, востребованные в Советском Союзе, например, специалисты по профессиональным заболеваниям, в постсоветской Грузии оказались не нужны: новый режим попросту перестал с ними бороться. Точно так же в результате резкой деиндустриализации в Грузии было полностью разрушено производство шелка.


Обесценивание шло на протяжении всей эпохи Шеварднадзе, но при Мише лишь усугубилось: мы увидели метаморфозу, когда на любых навыках, знаниях и умениях стали делать барыши. Грузия славится своим гостеприимством, так давайте все дома превратим в гостевые. В Грузии отличная еда и вино, поэтому давайте повсюду откроем рестораны. Миша действительно ускорил развитие в Грузии капитализма, но исключительно дозволенного Западом. С точки зрения неолибералов, сравнительное преимущество кавказской периферии в том, что ей нужны не квалифицированные и высокообразованные специалисты, а низкоквалифицированные работники сферы обслуживания – горничные, водители, продавцы, метрдотели и официанты. Эта новая политэкономия, бесспорно, тормозит экономическое и общественное развитие грузинского народа – и, кроме того, оказалась шаткой и уязвимой для кризисов вроде войны 2008 года и нынешней пандемии covid-19.

 

Саакашвили по-прежнему чтят за то, что он разрушил постсоветский «чистилищный» капитализм времен Эдуарда Шеварднадзе и построил полноценный капитализм в соответствии с предписаниями неолиберальных институтов. Эти реформы он навязывал тяжелой рукой государства и неформальной властью. Чтобы запродать согражданам свое представление о будущем Грузии, он сулил грандиозные инфраструктурные планы, красочные здания и другие блистательные проекты. Но несмотря на свой образ сторонника либеральной экономической политики, когда государство устраняется от формальной ответственности перед народом и отправляет его торговать рабочей силой на шатком рынке, большинство грузин запомнили его поборником «большого правительства», и именно поэтому многие хотят его вернуть. Несмотря на его ужасающую репутацию в области прав человека, он считается способным или, по крайней мере бдительным лидером.


Когда денежные переводы из-за границы втрое превышают заработную плату, когда людей систематически и ежедневно избивают, когда работодатели не несут никакой ответственности за угнетение и эксплуатацию и когда широкие массы пристрастились к азартным играм и влезли в долги, нетрудно понять, почему многие грузины мечтают вернуть «большое правительство». Доколе у нас не появятся левые, готовые отстаивать государственный интервенционизм, обеспечить народу достойные коммунальные услуги и обратить вспять постсоветский слом общества, грузины будут и впредь видеть в безумцах вроде Саакашвили своих заступников.

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов