Кукиш дьявола

18

3487 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 137 (сентябрь 2020)

РУБРИКА: Проза

АВТОР: Юдин Александр Валентинович

 
астероид.jpg

Фобетор, астероид класса М, формой своей напоминающий гигантский, 253,16 км. в диаметре, кукиш, мчался сквозь пространство и время по свободной, никому не ведомой траектории. Точнее сказать, она была известна лишь одному существу в Обитаемой Вселенной – его владельцу, Дохлому Роджеру. Именно он определял направление движения астероида. Впрочем, пролагая маршрут, Дохлый Роджер руководствовался единственным критерием – строго держаться Нейтрального Космоса и – самое главное! – ни в коем случае не пересекать границ околопланетного пространства какой-нибудь легитимной цивилизации. «Пока Кукиш вне ваших грёбаных юрисдикций, я для Закона, что дохлый кролик для удава», – любил повторять хозяин Фобетора. И у него имелись веские причины так осторожничать.

За шесть столетий до описываемых событий, когда Фобетор ещё вращался по положенной орбите, им заинтересовалась известная трансгалактическая корпорация «Osmium Ltd» и вскоре десантировала туда дюжину самореплицирующихся агрегатов. За какие-то семь-восемь лет размножившиеся саморепликанты, точно жуки-древоточцы, выели астероид изнутри, переработав более половины всей его массы. Но вот промышленные запасы металлов платиновой группы были исчерпаны, и корпорация утратила к Фобетору интерес. Тогда-то Роджер ибн Хаттаб бен Соломон (в те времена ещё никто не назвал его «Дохлым») и купил выпотрошенный астероид у «Osmium Ltd» по дешёвке, чуть ли не на вес пустой породы. А купив, исполнил наконец мечту своей жизни – открыл самый отвратительный притон в Обитаемой Вселенной. И назвал его, соответственно, «Кукиш дьявола».

В «Кукиш» стекались подонки, отморозки и отщепенцы со всех миров Местной группы галактик. В заведении Дохлого Роджера вечно толклись многосерийные убийцы и беглые диктаторы, межпланетные аферисты, клинические маньяки и даже несостоятельные заёмщики. Впрочем, «Кукиш дьявола» посещали и вполне ординарные злодеи, тёмные личности с сомнительной репутацией, индепенденты разных мастей или просто любители запретных ощущений. Короче говоря, старина Роджер привечал любого, кто был не в ладах с законом.

По периметру центрального зала «Кукиша» зияли стрельчатые арки тринадцати УПС-порталов. Периодически они с лёгким чавканьем поглощали клиентов и со звуком рвущейся материи исторгали новых. Бармен за стойкой – сегодня это был папаша Спок – не обращал внимания на эту своеобычную круговерть. Как и на всё остальное вокруг. Привык за полтораста условных юлианских лет работы на Роджера. Да и смотреть-то было особенно не на что: две ленивые потасовки в правом углу, одна драка с поножовщиной – в левом, да звуки перестрелки из смежного зала, вот и всё. Старик зевнул и продолжил протирать мутный стакан. Аккурат за его спиной штандартом непобедимой бутылочной армады красовался плакат в тусклой осмиевой рамке. На нём был изображён пузатый джентльмен с толстой сигарой во рту; одной рукой он обнимал обнажённую девицу, а во второй держал початую бутылку виски; надпись под плакатом гласила: «У великих людей – великие пороки. Р.Х.С.».

 

Вдруг из четвёртого портала, расположенного в непосредственной близости от барной стойки, буквально вывалился гуманоид в потёртом костюме из кожи керберского мандриана и принялся ошалело озираться. Оглядел зал, споткнулся взглядом о пышную едва одетую гусеницу с планеты Чин-Чин, призывно извивающуюся у шеста, глубоко втянул густой, чадный воздух и шагнул к стойке. Папаша Спок сдвинул защитные очки на лоб и подмигнул новому клиенту.

– Это и есть «Кукиш дьявола», я правильно упс-портировался? – спросил посетитель на межгалактическом, приглаживая длинные, стянутые в конский хвост волосы.

– В яблочко, – кивнул бармен, дыхнул в стакан и протёр концом грязного полотенца, перекинутого через плечо.

– А вы, наверное, Дохлый Роджер, так?

– Мимо цели. Сами-то кто будете, мистер?

– Меня зовут Артур Мартынофф. Я… писатель.

– Писатель? – поднял кустистые брови Спок. – Люблю на досуге полистать какую-нибудь книженцию. Как вы сказали ваше имя?

– Артур Мартынофф. Два «ф» на конце.

– Не слыхал, – задумчиво протянул папаша Спок. – Хотя, не запоминаю я вас, авторов-то. Вы про что пишете?

– Я научный фантаст, – после лёгкой заминки пояснил Мартынофф.

Папаша Спок присвистнул. Этот писательский союз в большинстве миров считался откровенно маргинальным, кое-где и вовсе был запрещён как тоталитарная секта, а на планетах эльфийско-гномьей конфедерации изобличённого фантаста запросто могли подвергнуть творческой кастрации.

– Значит вы упс-портировались в десятку, – усмехнулся бармен и протянул руку. – Для своих я папаша Спок.

– Очень приятно, – ответил фантаст, пожимая заскорузлую, покрытую химическими ожогами ладонь старика.

– Бывали у нас раньше?

– Нет, первый раз.

– Решили пересидеть неприятности?

– Не то что бы… Понимаете, папаша Спок, у меня творческий кризис.

– Вона как, – понимающе кивнул тот. – Что будете пить?

– Коктейль, пожалуйста. Какой ваш фирменный?

– Сегодня «Красный карлик».

– Пойдёт, – не вполне уверенно согласился Мартынофф.

 

Бармен бросил в шейкер прозрачный кристалл с резким запахом аммиака, отправил следом пригоршню разноцветных горошин и оросил всё это содержимым из трёх-четырёх бутылок. Как следует встряхнул шейкер, поставил на стойку, потом быстро сделал шаг назад и надвинул на глаза защитные очки. Артур тоже с опаской отступил в сторону. Смесь заклокотала, раздался хлопок, и крышка шейкера улетела куда-то в зал.

– Ваш «Красный карлик», – сказал папаша, подтолкнув стакан к Артуру.

Мартынофф застыл в нерешительности, уставившись на маслянистую жижу, что пузырилась в стакане.

– Может, чего-нибудь полегче желаете? – прищурился Спок.

Артур нахмурил брови, схватил стакан и залпом опрокинул в рот. В тот же миг кожа на его лице приобрела охристо-желтоватый оттенок и покрылась какими-то буграми и наростами, точно старая дубовая кора. Артур хотел утереть выступившие слёзы, но дотронувшись до лица, ахнул:

– Что со мной?!

– Ничего, ничего, пройдёт, – успокоил его папаша Спок, и уважительно добавил: – А ты отчаянный малый.

Безобразные складки и впрямь скоро разгладились, а кожа последовательно сменила цвет с охристо-жёлтого на ярко-голубой, а потом на молочно-белый.

– Ну как? – поинтересовался Спок. – Кризис миновал? Или повторить?

– Выпивка не поможет, папаша Спок. Мне позарез нужен сюжет, какая-нибудь необычная история.

– Необычная история? Этого добра у нас навалом, – бармен сделал широкий жест. – Ступай к любому, он тебе такого порасскажет – глаза полопаются!

– Но мне не всякая история подойдёт, я ведь научный фантаст, – вздохнул писатель.

– Вона как. Что же тебя интересует? Ограбление года? Афера века? Или хочешь послушать про безответную любовь виртуальной каракатицы к эльфийской принцессе?

– Мне бы про что-нибудь, связанное с космическими технологиями, с наукой.

– С наукой у нас напряжёнка, – развёл руками папаша Спок.

– И не только у вас.

– А на кой шут, скажи, сдались тебе космические технологии? У тебя что, дома УПС-портала нет?

– Одна из целей нашего литературного союза – возрождение интереса к древнейшей истории человеческой цивилизации, – заметил Артур.

– Вона как, – протянул Спок. – Постой, дай подумать… Что б мне засохнуть! – воскликнул он после минутной паузы. – Бедолага Джим, вот кто тебе нужен!

– Кто, кто?

– Бедолага Джим, Джим-тоник. Откликается ещё на Наследника Джимми. Познакомить?

– Ну, если его история и впрямь связана с космическими технологиями…

– Ещё как связана, – заверил бармен. – Мы-то её тут наслушались – из ушей лезет. А тебе наверняка понравится. Ну-ка, пойдём.

 

Папаша Спок вышел из-за стойки, решительно взял Артура за локоть и увлёк в погибельные глубины «Кукиша дьявола». Сопровождаемые разноязыкими окликами и интергалактической матерщиной, они двинулись между столиками. Со сцены им вслед гремел хит популярной в этом цикле группы «Карантин»:

 

Накося, выкуси!

У нас вдоволь закуси,

И винища дохренища.

Запаслись мы лет на тыщу!

Эх! Эх! Эх! Эх!

Положили мы на всех!

 

Они по диагонали пересекли шумный центральный зал и нырнули в треугольную арку. Взорам Артура открылось смежное помещение с низкими закопчёнными сводами; стены его терялись во тьме. Тут и там из косматого сумрака выглядывали какие-то безобразные хари, одна гаже другой. Впрочем, на вошедших никто не обратил внимания. Лишь два-три завсегдатая скользнули по Артуру осоловелыми взглядами и снова утопили их в глубинах своих стаканов.

Спок подвёл Артура к столу, за которым расположилась весьма причудливая компания: нетрезвая девица с растрёпанными белокурыми космами, пузатый крепыш-маломерок, с лицом, заросшим бородой до самых бровей, и бледный до прозелени брюнет, по всей видимости, мёртвый. Во всяком случае, он был весь какой-то… окоченелый что ли; впечатление усугубляли широко разинутый рот и пустые, точно пуговицы глаза. Ещё один стул занимал цветочный горшок, из которого торчал развесистый клюквенный куст.

– Вся шайка в сборе, – удовлетворённо заметил папаша Спок. – И славно, сейчас я вас перезнакомлю. Это Артур, – представил он Мартыноффа, – писатель. Специально к нам упс-портировался, чтобы послушать историю Бедолаги Джима, вона как. Это, – бармен указал на растрёпанную девицу, – магичка Шварцлох, она же Белокурая Бестия с Младшей Эдды. Депортирована оттуда по причине злонамеренной невменяемости, а также за бл… пардон, за бесстыдство.

Магичка хихикнула и подмигнула Артуру.

– С ней рядом – Альбрих, цверг со Старшей Эдды. Между прочим, тамошний министр культуры. Правда, с тех пор как Старшую Эдду оккупировали ётуны – цвергское правительство пребывает в изгнании.

 

При виде цверга Мартынофф невольно поморщился: цвергов он недолюбливал; понимал, конечно, что это неправильно, ксенофобский пережиток, но ничего не мог с собой поделать. Вроде и гуманоиды, а вот не лежит к ним душа, да и всё! Впрочем, цверг тоже бросил на Артура взгляд далеко не любезный, почти злобный, а вместо приветствия презрительно высморкался в бороду.

– А это, – продолжил Спок, уважительно кивая в сторону клюквенного куста, – сэр Генри Питтон де Турнефор младший, известный революционер и при этом щедрый меценат; финансирует сепаратистов по всему Млечному Пути, и даже в Андромеде и Треугольнике. Моё почтение, сэр Генри!

В ответ сэр Генри-младший меланхолично шевельнул ветвями. Или что там у него было.

– Ну а вот и сам знаменитый Наследник Джимми, наш славный старина Джим-тоник, – с этими словами папаша Спок от души хлопнул бледного брюнета по спине. Но тот лишь качнулся вперёд и вновь застыл с бессмысленным достоинством трупа, даже рта не закрыл.

– Алкогольная кома, – констатировала Белокурая Бестия, – ещё с обеда в отключке.

– Вона как. Ничего, двойная порция «Взрыва Сверхновой» живо прочистит ему мозги, – заверил папаша Спок и приставил к столу ещё один стул. – Ну, Артур, ты пока располагайся, а я принесу выпивку. Кто чего будет?

– Угостишь нас, парниша? – спросила магичка, придвигаясь к писателю.

– Само собой, – кивнул Мартынофф.

– Тогда мне порцию «Тёмной материи».

– Пинту эля, – буркнул Альбрих. – И смотри, поменьше пены.

– Я, пожалуй, тоже выпью эля, – определился писатель.

– А вам, сэр Генри, как всегда? – уточнил бармен.

Клюквенный куст согласно качнул ветвями, усыпанными красными горошинами ягод.

– Хочешь, я расскажу тебе свою историю? – предложила между тем магичка Шварцлох. – Гарантирую, уснуть под неё ты не сможешь.

– Конечно! Всем до смерти интересно знать, с кем ты трахалась, – ворчливо заметил цверг.

– Заткнись, старый импотент! – взвизнула магичка.

– Шлюха, – не остался тот в долгу.

 

Обмен любезностями прервался с возвращением папаши Спока; он поставил на стол заказанные напитки: две кружки пива, коктейль и рюмку некоего ядовито-зелёного зелья для сэра Генри. После чего одной рукой зажал Наследнику Джимми нос, а второй залил стакан чего-то шипучего и переливчатого прямо ему в рот, благо тот был открыт. Мертвенно-бледное лицо Джимми покраснело как помидор, он захрипел, затрясся, схватился обеими руками за горло и гулко рыгнул. Магичка щёлкнула пальцами, и изо рта Наследника вырвался огненный выхлоп, едва не подпаливший Альбриху бороду. Пахнуло палёным волосом.

– Стерва долбанутая, – констатировал министр культуры, хлопая себя по закурчавившейся бороде.

– Так с дамами не рав… рагозва…раз-го-вар-ривают, – выговорил воскресший брюнет и с любопытством новорожденного огляделся вокруг. – Эге, знакомые всё лица… А вы кто будете? – спросил он Артура. – Вроде, я вас раньше здесь не видел.

– Это Артур, Артур Мартынофф, на конце двойное «ф», он писатель, – ответил за того бармен. – Артур очень хочет послушать твою историю, Джимми. Ты уж меня не подведи, я ему пообещал, вона как.

– Да? – Брюнет остановил на Артуре вполне уже осмысленный, даже заинтересованный взгляд. – Ну что ж, пусть так… Ничего не имею против. Вот только в горле пересохло, точно в пекле.

– Это поправимо, – понял нехитрый намек Мартынофф. – Папаша Спок, принеси-ка мистеру Джиму пинту эля.

– Раз такое дело, – ухмыльнулся брюнет, – можно просто Джим. И к ётунам эль! Пускай несёт тройной джин с тоником. Тоника поменьше, а джина побольше.

– И закусить чего-нибудь, – с долей беспокойства крикнул вслед бармену писатель.

– Что ж, мистер как вас там… – начал Джимми, потирая руки и бросая хищный взгляд на рюмку сэра Генри. Тот поспешно зацепил её одной из ветвей-псевдоподий и опрокинул в свой горшок.

– Артур. И тоже без мистера.

– Хорошо, пусть так, – вздохнул Бедолага Джим. – И с какого же перепугу тебя заинтересовала трагическая история моей непутёвой жизни, Артур?

– Папаша Спок сказал, что она как-то связана с космическими технологиями…

– А ты часом не коллекционер? – резко повернувшись к писателю, спросил Джимми.

– Нет, – удивлённо пожал плечами Мартынофф.

– Ненавижу коллекционеров! Проклятые старьёвщики. Собирают всякий хлам, а честным людям от того одни неудобства.

– Я писатель, забыл?

– Проверить никогда не помешает.

– Просто расскажи ему Джимми, – произнёс цверг Альбрих, – и пускай он уже отвяжется, со своими технологиями.

 

Папаша Спок поставил перед Джимом высокий бокал и блюдо с жареными личинками брандашмыга, подрумяненными до хрустящей корочки, красными от жгучего тартарского перца. Тот сделал порядочный глоток, закусил личинкой и удовлетворённо поморщился:

– Пусть так, приступим… Родился я триста пятьдесят юлианских лет назад на Мегере; это самая окраина галактики Треугольника, шаровое скопление Эриний, система Гекаты, если кто не в курсе… Ну, не в этом суть. Семья, в которой мне повезло появиться на свет, была весьма обеспеченной. Папаша мой сделал капитал на торговле фарисейскими гекапами, и фирма его достигла немалого процветания. При всём том человеком он был ограниченным, даже невежественным. Среди коммерсантов такое не редкость, вы, верно, знаете…

– Джим! Джим! – прервала рассказчика Белокурая Бестия. – Только про папу не надо. Давай, ближе к телу.

– Ну, пусть так, – согласился Джим-тоник. – В общем, я рос избалованным ребёнком, с малолетства ни в чём не знал отказа. И хотя, когда пришло время, определили меня, понятное дело, в самый престижный мегерский университет и всё такое, учеба меня не интересовала. И с чего бы? Я ж не собирался работать. Денег у меня и без того хватало. Впрочем, одно дело я всё ж таки освоил неплохо – игру. Играл я во что угодно и где угодно. В рулетку и в покер, в кости и в лотерею, и, разумеется, в крестики-нолики; делал ставки на сильванских бегах и на лингамских скачках… Но опять же, интересовал меня скорее сам процесс, нежели результат. Всё по той же причине. Так оно и шло, пока папаша исправно снабжал меня наличностью. Однако никто не вечен… Кроме Дохлого Роджера, понятное дело. Короче говоря, после смерти родителя я спустил семейные денежки, а следом и весь отцовский бизнес в каких-нибудь три-четыре года. И остался на мели. Но и это меня не отрезвило – я продолжал играть. Только уже не из чистой любви к искусству. Я вышел на профессиональный уровень. А что было делать? Других-то средств к существованию у меня не осталось. М-да... Порой мне выпадал жирный джекпот, иной раз удавалось сорвать приличный банчок. То бишь я не особенно бедствовал. Но со временем про меня пошла дурная слава. Дескать, Джим не чист на руку, и всё такое. В конце концов – увы – двери приличных игорных заведений Треугольника передо мною захлопнулись. Как говорит наш гостеприимный хозяин: все козлы, а мир несовершенен! Я уже стал подумывать перебраться куда-нибудь в Туманность Андромеды, где меня никто не знал, а порой – в минуты полного безденежья и особенного отчаяния – даже строил планы устройства на какую-нибудь работёнку. Видите, господа, я тогда натурально стоял на пороге безумия!

– Лучше не скажешь, – проворчал Альбрих и шумно высморкался в бороду.

 

Джим смочил горло, отправил в рот очередную жгуче-красную личинку и продолжил:

– Тут-то в моей жизни и появился дядюшка Пол. О том, что мультимиллиардер Пол Крестовский доводится мне родственником – троюродным дядей со стороны матери, я знал и раньше. Новостью для меня стало то, что никаких других наследников, кроме меня, у дяди Пола нет, и не предвидится. Прознав об этом весьма отрадном факте, я немедленно нанёс дяде визит вежливости. Надо же было выяснить, как здоровье моего единственного родственника.

– И потенциального наследодателя, – вставил министр в изгнании.

– Пусть так, – легко согласился Бедолага Джим. – Принимая во внимание бедственное положение, в котором я тогда находился, думаю, никто не поставит мне этого в вину. Да, меня до желудочных колик интересовало, сколько ещё старикан протянет. Но тут меня ожидало первое разочарование: для своих лет Пол Крестовский чувствовал себя превосходно. Он вёл скучный, размеренный образ жизни, не имел вредных привычек или каких-нибудь нездоровых страстишек… Короче, на близкое открытие наследства рассчитывать не приходилось. Впрочем, принял он меня весьма любезно. Даже расцеловал. Только на черта мне сдались его поцелуи! Мне было нужно его состояние…

Рассказчик прервался, чтобы сделать очередной глоток и, обнаружив, что тарелка пуста, сорвал с клюквенного куста ягоду и отправил в рот.

– O tempora, o mores, – неожиданно для всех прошелестел сэр Генри.

– Каковы времена, таковы и нравы, – парировал Джим. – На чём бишь я остановился? Ах, да! Я упомянул, что дядя не имел дурных наклонностей. Кроме, пожалуй, одной: он был заядлым коллекционером всякого космического мусора. И главной страстью дяди Пола являлись орбитальные корабли эпохи первобытного – посредством летательных аппаратов – освоения космоса. Всю обширную территорию его загородного поместья загромождали гигантские кучи металлического лома – то, что сохранилось от этих самых кораблей. И хлам этот он приобретал за немалые деньги. У меня просто душа кровью обливалась, когда дядя с достойной маньяка гордостью демонстрировал мне свои «сокровища». Боги Метагалактики! сколько профуканных миллионов, сколько несделанных ставок! Но я решил не отчаиваться. Наоборот, постарался во что бы то ни стало произвести на Пола Крестовского самое благоприятное впечатление. Я включил всё своё обаяние: пытался как-то развлечь старика, выказывал интерес к его историческим разысканиям, и всё такое. Даже восхищался ржавыми дядиными железяками… И вот, когда между нами установились по-настоящему родственные, доверительные отношения, Пол показал мне «жемчужину» своей долбанной коллекции. На заднем дворе его поместья в специальном ангаре хранился настоящий космический челнок в рабочем состоянии. Надо было видеть, с каким торжественно-глупым выражением лица дядя Пол сорвал со своего детища укрывавшее его полотнище! Как любовно оглядывал эту белоснежную, восьмидесятитонную махину, напоминавшую со стороны разжиревшую пулярку. Он даже придумал кораблю имя… э-э… вот, чёрт! На языке вертится… Не то «Варан», не то «Братан»…

– «Буран», – подсказал Артур Мартынофф.

– Верно, «Буран», – согласился Джим-тоник и подозрительно прищурился: – Ты точно не коллекционер?

– Точнее не бывает. Но историей интересуюсь.

– Пусть так, верю.

– Ну, ну! – подстегнул его Артур. – Рассказывай дальше.

– Дальше, – зевнул Наследник. – Уж не знаю, вспомню ли – мозги совсем засохли.

– Папаша Спок! – крикнул писатель. – Принеси Джиму ещё порцию джина и закусить. Остальным тоже повтори.

 

– Челнок этот, – продолжил Джим, размочив мозги, – в отличие от прочих дядиных экспонатов, не был раритетом. Его построили по специальному заказу Пола. Но с использованием подлинных чертежей тех времён, когда на подобных штуковинах и впрямь летали. Правда, только до орбиты и обратно. Дядя же велел своим конструкторам сделать так, чтобы его челнок смог выдержать и межпланетный перелёт. Для дядиного удовольствия мне пришлось наизусть зазубрить всю эту машинерию, так что слушайте и удивляйтесь, – Джим прикрыл глаза. – «Буран» был оснащён твёрдофазными ядерными двигателями. Сколько их было всего, не помню. Зато хорошо помню, что до практического применения этих двигателей человечество так и не дошло – с появлением УПС-порталов в них отпала всякая необходимость. Но стендовые испытания проводились. Это всё мне Пол рассказал. Ещё на челнок установили пару плазменных двигателей – резервных. Но эти могли пригодиться только в космосе.

– Поразительно! – воскликнул Мартынофф.

– Сам удивляюсь, – согласился Наследник Джимми. – Название корабля едва вспомнил, а казуистика эта до сих пор от зубов отлетает. Сюрпризы памяти! Только и это ещё не всё. Дядиной идеей фикс стал реальный межпланетный полёт на «Буране», можете себе представить? Причем он жаждал осуществить полёт самолично! Оказалось, он давно замыслил это дело и всё хорошенько обмозговал. Пол решил слетать с Мегеры на Горгону, ближайшую к Мегере планету в системе. Полёт, по его расчётам, должен был занять восемь с половиной мегерских месяцев. То есть шесть юлианских. И эта бредовая мысль совершенно овладела его сознанием.

– Восемь с половиной, – уточнил писатель, – это туда и обратно?

– Только туда. Горгона достаточно обжитая планета, и обратно дядя Пол намеревался упс-портироваться вместе с «Бураном» через грузовой портал. Пола Крестовского можно конечно считать одержимым, и всё такое, но безумцем он не был. Полёт даже в один конец – предприятие весьма и весьма рисковое. Ведь человеческая цивилизация до Пола никогда не осуществляла пилотируемых межпланетных перелётов. Да и, насколько мне известно, никакая другая – тоже.

– Нет, – не согласился Артур Мартынофф, – девильские кракены успели неплохо освоить межпланетное пространство. К тому времени, как мандрагваздеры проложили к ним первый УПС-портал, они уже вовсю бороздили свою планетную систему.

– Пусть так, – отмахнулся рассказчик, – но кракены не гуманоиды. Я же имел в виду гуманоидные цивилизации. Ладно, продолжаю. Можете мне не верить, но поначалу я честно отговаривал дядю от этой опасной затеи. Дядюшка, говорил ему я, что ты творишь? У тебя дома УПС-портал, на Горгоне тоже – зайди и выйди! А он: «Джим, родной мой, в этом вся соль. С тех пор, как у разумных существ в Обитаемой Вселенной отпала необходимость решать задачи космического масштаба, наука стагнирует, наши цивилизации деградируют, а носители разума превращаются в пассивных гедонистов».

– Это точно, – вздохнула магичка Шварцлох, – нормальных мужиков почти не осталось.

 

– Пусть так, урезонивал его я, но что изменит твоя авантюра? «Буран» построен на основе первобытных космотехнологий десятивековой давности. Это ж огромный риск лететь на таком антиквариате! Но Пол, знай, гнул своё: «Как ты не понимаешь, племянник? Я должен совершить полёт на Горгону именно на таком, как ты его называешь, антиквариате. Это, можно сказать, сюжетообразующий элемент! Я совершу то, что мы, люди, обязаны были сделать ещё тысячу лет назад. Кроме того, своим полётом я подам пример, зажгу сердца…». Ну и прочее «бла-бла-бла» в том же духе. Короче, отговорить его я не сумел. И вот тогда – только тогда, подчеркиваю! – у меня зародилась мысль. Поначалу это была крохотная такая, считай, шутейная мыслишка. Но она росла, росла…

– И выросла в козла, – закончил за него цверг Альбрих.

– И превратилась в огромную всепоглощающую МЫСЛЬ, – не обращая внимания на реплику, продолжал Бедолага Джим. – Вот он, твой шанс, крутилось у меня в голове, не упусти его. Сама судьба даёт его тебе в руки. Что за шанс, спросите вы, наверное?

– Разделаться с дядей и завладеть наследством, – мстительно разрушил интригу сэр Генри Питтон.

– Ну… пусть так, – вынужден был признать Джим. – А кто меня осудит, учитывая все обстоятельства?

– В Кукише точно никто, – заявил цвергский министр, насмешливо сморкаясь в бороду.

– Послушайте, – неожиданно обратился к нему Мартынофф, – не могли бы вы прекратить постоянно сморкаться?

– Это ещё почему? – вытаращил глаза Альбрих.

– Меня ваше сморкание отвлекает… и вообще.

– Да-а, – покачал головой цверг, – с культуркой у тебя слабовато. Только заявился, а уже хамишь. А туда же – писатель.

 – Хор-рош собачиться! – прикрикнула Белокурая Бестия чуть заплетающимся языком. – Вечно так – перепьются и давай… Пусть Джим-тоник рассказывает, дальше самое смешное.

– Кому смех, а кому грех, – вздохнул Джим и стукнул пустым бокалом. – Рассказывать что ли?

 

Точно из-под земли вынырнул папаша Спок и вопросительно взглянул на Артура. Тот кивнул.

– На орбиту «Буран» должен был вывести двухступенчатый ракетный носитель, – подавляя икоту, продолжил Наследник Джим. – И снова сюрприз из прошлого: я до сих пор помню, что первая ступень имела кислород-керосиновые двигатели, а вторая – кислород-водородные. За каким чёртом, спросите, я это запомнил? Сам не знаю. Но суть не в этом. Перед самым стартом один знающий человек (по чьему заданию, объяснять, полагаю, не надо?) как следует покопался в бортовой навигации. Короче, долететь до Горгоны у дяди Пола шансов не имелось. Он был обречён сгинуть в глубинах Вселенной. И шансов на спасение у него тоже не было. Ведь к тому времени во всём Обозримом Космосе не осталось ни единого управляемого космического аппарата. Кроме дядиного, разумеется. Орбитальные спутники, и всё такое, можно не считать. Покончив с делами и дождавшись старта, я лёг в анабиозную камеру, запрограммировав пробуждение через сто тридцать один год. Чтобы, значит, проснуться по-прежнему молодым, но уже богатым.

– Зачем же на такой долгий срок? – удивился Артур Мартынофф. – Неужто Пол Крестовский мог прожить в автономном полёте сто тридцать с лишним лет?

– Сразу видно, что ты не знаком с гражданским законодательством Мегеры. Оно весьма строгое. А семейное и наследственное – в особенности. Так вот, если тело так и не обнаружено, официально умершим человека могут признать лишь по истечении ста тридцати лет. Причём не мегерских, а условных юлианских.

– Бред какой-то!

– Когда мой дедушка, будучи в отпуске, нырнул со скалы в море, да так и не вынырнул, моей бабушке пришлось ждать ровно сто тридцать лет, чтобы вторично выйти замуж. Разводить в отсутствие одной из сторон суд по закону не имел права, вот и пришлось дожидаться официального признания вдовой. Так-то! Но суть опять же не в этом.

 

Белокурая Бестия неожиданно зашлась смехом. Джим взглянул на неё с укором, но рассказа не прервал:

– По прошествии ста тридцати одного года, отойдя от анабиоза, я с удовлетворением узнал, что с дядей Полом вышло даже удачнее, чем задумывалось изначально. Он, как и положено, сбился с курса, но не затерялся в глубинах Космоса, нет. Вылетев за пределы нашей планетной системы, «Буран» взял курс прямиком на Старую Вёльву…

– Старая Вёльва? – перебил Мартынофф. – Кажется, так называют черную дыру где-то на окраине Треугольника.

– Точно. Так вот, пока я спал, дядин челнок благополучно в неё затянуло. То бишь, факт смерти налицо. Впрочем, мне всё одно пришлось идти в суд с заявлением о признании Пола Крестовского официально погибшим. Но это была лишь пустая формальность! В мечтах я уже тратил дядины миллиарды… Как вдруг судьба вновь щёлкнула меня по носу. Да что там – щёлкнула! Показала мне кукиш, вот как! В суде неожиданно выяснилось, что дядя Пол застраховал свою жизнь на кругленькую сумму. В результате причитающийся мне куш вырос почти в полтора раза.

– Что ж в том плохого? – не понял писатель.

– Вот, слушай. Когда я уже торжествовал победу, в заседание явился следователь страховой компании. Эдакая гадкая, отвратительная рожа! Протокольная душонка! Крыса кабинетная! Чтоб ему… чтоб ему зачервиветь, кровососу!

Джим разом опрокинул в себя остатки спиртного. Отдышавшись, он продолжил:

– Так вот, явился следователь и предложил суду в режиме реального времени обозреть снимки, сделанные межгалактическим телескопом «Бубль» – тот как раз по касательной пересекал эргосферу Старой Вёльвы. А на этих треклятых снимках я и все прочие увидели дядин челнок. Да, да! «Буран», как ни в чём не бывало, висел над самой Старой Вёльвой! И, похоже, не собирался в неё падать. Правда, выглядел он изрядно сплюснутым. Зато, при должном увеличении, можно было различить самого дядю Пола, приникшего к иллюминатору. О, это был гром среди ясного неба! Настоящая катастрофа! Разумеется, суд категорически отказался признать умершим лицо, которое совсем даже и не пропало. И которому едва ли ни рукой можно помахать: «Привет, мистер Крестовский! Как вы там? Не скучаете?»

– Эффект гравитационного замедления времени? – догадался Артур.

– Именно! Уже потом адвокаты растолковали мне, что к чему: весь фокус, оказывается, в гравитационном поле дыры. Сила её тяготения настолько чудовищна, что не выпускает наружу даже свет! Оттого-то с точки зрения внешнего наблюдателя все физические процессы падающего в дыру объекта идут всё медленнее и медленнее. Пока вовсе не замрут. Иначе говоря, по мере приближения любого объекта к этому… как его дьявола?

– Горизонту событий, – подсказал писатель.

– Во-во, к горизонту событий чёрной дыры объект замедляется сильнее и сильнее. И в конце концов останавливается. На самом-то деле ничего подобного не происходит. Просто внешний наблюдатель никогда не сможет увидеть, как объект пересечёт горизонт событий.

 

– Как же дело развивалось дальше? – поинтересовался Артур.

– Хреново развивалось. На родной планете я не нашёл справедливости – всем известно, что в наших мегерских судах сидят одни маразматики-ортодоксы. Беда в том, что к мнению этих старых пердунов прислушиваются. И ещё как! Куда бы я потом ни обращался, в какие бы двери ни стучал, везде и всюду получал отказ. Короче говоря, я потерпел неудачу во всех судебных инстанциях Обитаемой Вселенной. А что удивительного? Проклятый следователь всякий раз совал судьям снимки «Бурана»: вот-де Пол Крестовский, и никуда он не пропал, местонахождение его нам известно, и всё такое... Так я дошёл аж до Президиума Высшего Межцивилизационного суда Справедливости на Асгарте. Но и Президиум отказал в удовлетворении моей жалобы. А его решение обжаловать просто некуда. Так-то! Я уже и к специалистам ходил, к учёным всяким. Ведь когда-нибудь, спрашиваю, «Буран» свалится в Старую Вёльву? Пускай, говорю, случится это нескоро, пускай очень нескоро – я готов подождать! Скажите только, сколько? Сто лет? Двести? Пятьсот?! Они в ответ: ждать придётся вечность.

– Пойдём со мной, – предложила магичка Шварцлох, сочувственно потрепав Бедолагу Джима по голове, – и вечность покажется тебе мгновением.

Артуру ни с того ни сего стало бесконечно грустно. Даже тоскливо. И вовсе не от того, что его расстроили злоключения Джима. Скорее, напротив. Какая смелая, какая радужно-чистая мечта погибла, с горечью думал он. И всё из-за глупой жадности ничтожного интергалактического хлюста. Ему захотелось немедленно напиться.

– Что же теперь? – спросил он.

– Что теперь? – с усмешкой переспросил Джим. – Теперь я сижу здесь, в Кукише. Коротаю вечность.

– У всего есть конец, – философски изрёк министр в изгнании, – когда-нибудь и вечность кончится.

– Надежды – сны бодрствующих, – едва слышно прошелестел клюквенный куст.

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов