Слово «Верхнего Дона»

1

1453 просмотра, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 156 (апрель 2022)

РУБРИКА: Критика

АВТОР: Кряженков Анатолий Николаевич

 

«Запасное колесо» https://sparewheel.ru/ – это не просто магазин шин и дисков в Саратове. Здесь можно получить полный цикл услуг профессионального шиномонтажа: монтаж-демонтаж легковых шин, шин для внедорожников и микроавтобусов, балансировку и ремонт колес, шиномонтаж мотошин. Работы выполняются на прекрасном оборудовании, цены, что называется, демократичные. Словом, «Запасное колесо» вас не разочарует.

 

 

 

Глубокие чувства и яркие образы

 

Спору нет: вопрос о провинциальной литературе закрыт. Литература по содержанию или есть, или её нет. Достаточно вспомнить знаменитые имена авторов из провинции, чтобы развеять сомнения: Валентин Распутин из Иркутска, Василий Белов из Вологды, Фёдор Абрамов из Архангельска, Евгений Носов из Курска, Василий Шукшин из Алтая. Их повествовательная палитра изобразила принципиально богатые и многоцветные картины, которые можно назвать экспозицией жизни русского человека. Ну, и признанный мастер слова Михаил Шолохов из станицы Вёшенской никогда не жил в столице, а создал мировые шедевры.

Вот последнее имя заставляет нас вновь вернуться к суждению. Выходящий в Вёшенской литературно-художественный альманах «Верхний Дон» на титульном листе определяет свой статус как региональное издание. То есть на родине Шолохова печатное слово как бы ограничивает сферу привлечения творческих сил, само себе представляется провинциальным, пожалуй, стесняется заявить о стремлении равняться на повествовательный уровень автора «Тихого Дона».

Вышло уже 13 томов сборника. По мере прочтения публикаций нового номера альманаха возникало желание возразить его редакционному коллективу. Уместно ли самоопределение – региональный, в смысле провинциальный?

Разговор с читателем «Верхний Дон» (Ростов-на-Дону, 2022, №13) начинает очерками «Шолоховские встречи» Василия Воронова, недавнего руководителя Ростовской писательской организации. Девять этюдов, главным героем которых оказывался автор «Тихого Дона», поведали о притягательной силе его творчества, о появлении уникальной реальности в душе и сердце Воронова. Очарованный шолоховским словом, он стал смотреть на всё окружающее его глазами. Это влияние выражено в первом очерке: «В описании природы не столько дивишься зоркости художника, сколько стремлению оживить, одухотворить, очеловечить природу, придать ей житейский, бытовой смысл».

А непосредственное общение с нобелевским лауреатом открывало и его уникальный, земной  характер, и такие глубины провинциальной жизни, в которых проявлялась  духовная сущность Отечества: его ритм и дыхание, былое и настоящее, традиции и быт.

Уроки Шолохова очевидны в рассказе Воронова «Молчание», помещённом в этом же номере. У каждого из нас в пору первой любви своя биография чувств. У лирического героя рассказа – своя: «Я жил в золотых снах, и Валя виделась мне существом высшим, непостижимым». Юный Ромео «кипел страстями», стал писать возлюбленной письма инкогнито, не получая ответа. Знал бы он, как его взволнованные слова покорили душу девушки, мечтавшей о благородном принце...

Встретились они в пожилом возрасте. Бывшая возлюбленная призналась, что была очарована откровениями неизвестного и мечтала с ним увидеться, пообщаться с родственной душой. Не случилось. Оттого и не сложилась её семейная жизнь с супругом, лишённого дара искренности и доверительности.

Что в этом рассказе? Драма сердечного чувства. То, что так пронзительно воссоздано, скажем, в «Гранатовом браслете» А. Куприна, а ещё более развёрнуто, живописно и щемяще – в шолоховских образах Григория и Аксиньи в «Тихом Доне».

По драматизму сюжета и накалу чувств стоит поставить рядом рассказы белгородского писателя Сергея Бережного. Участник боевых действий в разных «горячих точках», среди них – в Сирии и на Донбассе, он основу для повествования черпает из увиденного, пережитого и перечувствованного. Рассказ «Ветка жасмина» – о сирийской девушке, покорившей воинов-мужчин своей неземной красотой. Она с невероятным риском для жизни выполняла секретные задания. Каждое её появление, словно «весны, закутанной в пьянящий запах жасмина», вызывало в огрубевших душах бойцов приступ романтических чувств.

Автор, с характерной для него лексикой и интонацией бывалого воина, воссоздаёт убедительную среду, в которой занятые войной вооружённые мужчины преображались в галантных кавалеров, вспомнивших о воспитанности и деликатности. Они смотрели на неё с обожанием, будто на «алмаз редкостной огранки», оказывали, иной раз нелепо, знаки повышенного внимания.

Девушка приходила с новым сообщением и по обычаю, как символ удачи, приносила ветку жасмина. Но однажды не пришла в условленное время. Оказалось – погибла. Её доверенный напарник-сириец молча положил на стол ветку жасмина. Воины выстрадали и мучительно осознали, какой ценой приобретается суверенитет Сирии. Они, крепкие мужчины с оружием в руках, способные себя защитить, – живы, а хрупкая и безоружная девушка-красавица попала в руки жестоких боевиков. Воины, как пишет Сергей Бережной, не могли плакать, они вышли во двор и подставили лица дождю…

А по большому счёту, рассказ о противостоянии войны и красоты, о том, как прекрасное преображает мир ожесточения. И это уже уровень подлинной литературы.

Под стать этому сюжету другой рассказ Бережного «Рыжик». Это увлекательная история о раненом лисёнке, который приполз к окопу ополченцев Донбасса. Вот ключевые фразы автора.

«Дикая зверюга, а к людям приползла», – заметил один из окопников. Его товарищ по оружию пояснил: «Почему он к укропам (нацистам – А.К.) не пошёл? Знает зверь, от кого беда».

Ополченцы выходили лисёнка по прозвищу Рыжик, к нему привыкли, его баловали. А когда вражеская разведка попыталась ночью повязать расслабившихся защитников Донбасса, лисёнок затявкал, подал сигнал об опасности. Всех выручил, сам погиб. Его похоронили с почестью, на табличке начертали: «Ополченец, доброволец Рыжик».

И зверёк, и человек не могут ждать доброжелательного отношения от укропов. Такова их, укропов, нацистская сущность. Всё живое, по их представлению, вызывает подозрение, не заслуживает достойного отношения.

Пожалуй, продолжением сюжета Бережного может служить рассказ Александра Можаева (хутор Можаевка Ростовской области) «Раб Божий Иван Ильич». В центре повествования – праведник, живший молитвами и православной верой, явно мирный и незлобивый человек.

Вот как живописует его рассказчик: «Став на колени и отвешивая поклоны, Иван Ильич долго молится, потом умывается в одном и другом источнике, плещет на меня воду и при этом ликует, как дитя». Этот человек, оказавшийся в среде нациков, вызывает у них подозрение. Его пытают, полагая, что паломническое поведение – лишь прикрытие для тайных замыслов. Смирение праведника только ожесточает вооружённых оккупантов.

История раба Божьего подобна житию праведников. Автор, вставший на сторону человека православного воззрения, изложил рассказ на языке прославления, что не упрощает, а возвышает восприятие и побуждает к осознанию злободневной стороны бытия – пагубности национализма, вскормленного на ненависти ко всему русскому.

Продолжением разговора о характере русского человека служат этюды Владислава Говоровского (станица Вёшенская) «Русские – не европейцы». То, о чём открыто говорим сегодня, проявлялось ещё в советское время. Терпимость и уступчивость наших соотечественников даже во враждебной ситуации во взбунтовавшейся Чехословакии противопоставлена прагматизму и бесчеловечности европейцев. «Хотите быть добрыми», – упрекали советских солдат союзники по Варшавскому договору. Таков первый рассказ. Во втором мы видим офицера, скрывавшего свою бандеровскую сущность, который после разоблачения взорвался яростными откровениями: жалко, «что его отец не перевешал всех москалей».

Теме всенародного подвига в годы Великой Отечественной войны посвящены документальные рассказы Николая Кардашова (город Лиски Воронежская обл.). Ключевыми словами в очерке «Киргизский батыр Дона» являются: «Оторвал боец тело от спасительной меловой глыбы, рванулся к смертельной амбразуре, телом своим закрыл свинцовые струи». Так поступил в ходе боя автоматчик Чолпонбай из среднеазиатской республики. Как сообщает автор, он совершил подвиг ранее самоотверженного поступка Александра Матросова.

В подборке очерков Кардашова – драматическая история семьи Драган, глава которой на фронте лишился ноги, а его супруга – партизанская связная, побывала в фашистских застенках. Вопреки тяжким испытаниям, с возрастом они не утратили жизнелюбие, сохранили сердечную привязанность друг к другу, открытость в общении. Авторское отношение к действующим лицам выражено в стилевом своеобразии. Язык очерков страстно-пафосный, текст, словно обретает крылья, возвышает геройство над обыденностью.

Переход военно-патриотической темы на документальную основу мы увидим в двух публикациях. Глава из книги Валерия Латынина «От Дона до Балатона» прослеживает боевой путь земляка из хутора Топилина Ростовской области. Участие воина в освобождении Европы от фашизма, по замыслу автора, приобретает масштабный смысл на фоне подробного изложения изменчивой политики правителей Болгарии, Венгрии, Румынии и других сателлитов гитлеровской Германии.

Владислав Говоровский сделал также аннотации к новым изданиям о боях на Еланском плацдарме Верхнего Дона. Тем самым пополняется летопись противостояния жестоким носителям свастики в годы Великой Отечественной войны.

Альманах, следуя правилу родственных изданий, предоставил свои страницы авторам разных «почерков», со своими художественными пристрастиями. Прозаик Валерий Тихонов (город Лиски Воронежской обл.) в рассказе «Аванс по-флотски» воссоздал своеобразие рабочих будней речников. Автор расцветил картины «похода» баржи с грузом по Дону в станицу Вёшенскую знанием бытовых подробностей команды плавсредства. Так и видится, будто Тихонов вместе с речниками проплыл по «водяной простыне» реки, нёс вахту, варил с ними уху и бражничал.

Именно известная русская слабость привела героя рассказа к безденежью. Узнав о благотворительности Шолохова, выручавшего безоглядно веселившихся мужиков, тот обратился по заветному адресу и получил на руки желаемую сумму. При этом у секретаря подписал лист с какими-то условиями. На них внимания не обратил, зато понял содержание, когда возле портовой кассы в ведомости о зарплате пришлось сделать подпись об удержании полученной в критический день суммы.

Случай анекдотический, и его можно было бы изложить в двух-трёх абзацах. Но писатель окунул нас в среду речников, чтобы создать своё художественное полотно. Он живописал «донские просторы, коим нет ни начала, ни конца» и «мужицкую душу, вырвавшуюся на простор речной волны». Палитра замешана на разговорном языке, колоритных диалектах и сочных присловьях. Тихонов обращается к «свежим вымыслам народным», чтобы уйти от языкового однообразия, сдабривая диалоги просторечиями: «стал-быть», «покедова», «перекус», «опосля». Нет сомнения, что, пусть и подспудно, его вдохновили на стилевое своеобразие шолоховские диалектизмы: «баз», курень», «кочет» и другие наречия донского казачества.

Напечатанное ниже интервью Валерия Тихонова к 75-летию подтверждает, что за письменным столом его с чрезвычайной силой увлекает процесс творчества.

То же пристальное внимание к простолюдью и нехитрой повседневности продолжено в коротких рассказах рано ушедшего из жизни Юрия Макарова (посёлок Ровеньки на Белгородчине). В них – тонко и точно подмеченные наблюдения из сельского быта. Обязательно с юмором. Ну, например, отец с сыном учат спряжения глагола. Сын отвечает: «Я лью, он льёт, они – выпивают…».

Поэтическая рубрика представлена авторами разных творческих почерков и взглядов. Это не умственные упражнения людей, способных к стихосложению. Всё – искреннее, природное, корневое. В ритмических строках волнение души такое, что перехлёстывает через край: это морская волна, а не речная рябь.

В стихах Виктории Можаевой (хутор Можаев Ростовской обл.), пронизанных очарованием жизнью, её подробными проявлениями («Всё мне хочется жить на иной высоте»), главенствуют образы ветра как символа обновления, очищения души («Только ветры земные меня укачали») и молитвенное настроение («Дай мне, Господи, веру и слово»).

Владимир Черепков (уроженец Донецкой обл.) в поэтических строфах утверждает веру в добро и красоту, а любовь – это пожелание, чтобы у жены земная дорога была длиннее, чем его. Жизнь, считает он, тогда наполнена смыслом, если и сегодня «манит сердце вдаль дорога», если не утрачена энергия движения вперёд, к высокой цели.

Почтенные годы вызывали соответствующие размышления у недавно ушедшего из жизни Алексея Диминтиевского (райцентр Петропавловка Воронежская обл.): «Я думал старость за горами, … а к нам спускается с горы». Потому он в стихах пристальнеевглядывается в своё душевное состояние, выводит пронзительно-обнажённые строки: «гляжу на всё, как в последний раз», «дождю и солнцу радуюсь, легко дышу в лесу», «обмелела нынче река, как и русская душа».

«Ликует первозданная природа» в поэтической подборке Татьяны Щедриной (город Урюпинск Волгоградской обл.). Всё сущее на земле врачует автора, магия природы открывает смысл бытия. Пробившаяся сквозь асфальт ромашка – «тщедушный тельцем, духом сильный» цветок придаёт уверенности в своих задумках. Целебный воздух поймы Хопра – «Небесных Сил Престол» – настраивает на радужное восприятие мира, в котором нет места злу.

Своё мнение о вожаках восстаний Степане Разине и Емельяне Пугачёве у Виктора Романенко (город Горячий Ключ Краснодарского края). В стихах они предстают былинными героями, глашатаями свободы, их имена «для униженных – знамя, для гнобителей – нож». По нынешним временам это отношение к двум историческим лицам вызовет полемику. Но если бы сегодня оказался среди нас Василий Шукшин, мечтавший снять фильм о Степане Разине, он бы пожал руку автору двух стихотворений.

Путевые заметки воронежского историка, доктора наук Татьяны Малютиной подчинены лозунгу «Не высокомудрствуй!», что означает – усмири гордыню.  Автор просто и доходчиво излагает своё первое восприятие Задонской обители. «Поездка нам виделась необычным приключением, избавлением от летнего безделья, зноя и скуки», – начинает учёный-историк своё повествование. Посещение монастыря, постижение его истории обернулось открытием новой жизни, обогатившей душу и сознание. Впечатления о молитвенниках и святителе Тихоне Задонском иглубокий след, оставленный в сознании, как пишет Малютина, положили начало паломничеству в другие обители России, по сути – дороги к храму.

Альманах уделил должное внимание литературно-критическому разделу. Поэт и публицист из посёлка Петропавловка Воронежской обл. Александр Нестругин в свойственной ему образной манере написал рецензии о литераторах-земляках. После прочтения художественно-документальной книги Петра Чалого «Где душа с душою говорит» он представил россошанского автора не только благородным исследователем «культурного слоя» родных чернозёмных земель, не только вдумчивым и дотошным «археологом», но и даровитым литератором, который пишет по-родственному тепло. Сама книга, по его мнению, представляет художественную и просветительскую ценность.

В стихотворном сборнике воронежца Сергея Луценко «Тихий странник» Нестругину ближе лирика – «глубокие личные чувства, воплощённые в ярких запоминающихся образах». Автор книги, по утверждению рецензента,  –стихотворец «зрелый, со своим голосом, литературно образованный, умеющий работать в строгих жанрах, требующих высокой поэтической культуры». В том легко убедиться, если раскрыть страницы со стихами поэта в этом альманахе.

Памяти земляка из станицы Алексеевской Волгоградской области Николая Милованова посвятила свой обзор Инна Фадеева. Судьбу поэта обрисовала так: после нескольких неудачных попыток получить гуманитарное образование и жизненных передряг поэт стал «заядлым хуторянином». Землячка, близко знавшая даровитого автора, пишет: «Стихи жили внутри его. Ему оставалось только записывать их в промежутках щадящего отдыха от кромешной крестьянской работы». Да мало ли на наших просторах можно встретить самородков, вышедших из народных глубин, не получивших систематического образования, но наделённых широким умом и сказавших веское слово в литературе!

Последние страницы альманаха отведены стихам и прозе участников литературных объединений Ростовской и Волгоградской областей. Под одной обложкой слова начинающих авторов не выбиваются из русла общей напряжённой образной системы и лирической интонации.

Возвращаясь к главному вопросу нашего обзора, ответим так: «Верхний Дон» жанрово-стилистическим богатством, глубокой связью с общественными тенденциями на равных вошёл в плеяду толстых российских журналов. Это не региональное, считай провинциальное издание. Нет! Альманах энергично включился в систему содержательных отношений писателей с широкой читательской аудиторией – вышел за пределы Дона и его притоков.

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов