«Летосложение»

6

1844 просмотра, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 149 (сентябрь 2021)

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Уткин Сергей Сергеевич

 
Батаев.jpg

Детство в рисунках по тоске

 

От Нотр-Дама до Монмартра

Я был бы русский маловер,

Но не даёт покоя партой

«Bada est rouge, et Zoque est vert».

 

И мне неясно и прекрасно,

С чего краснел в тот год Бада?

И как был зеленью опасен

Несчастный Зок? И никогда

 

Мне не подвластна эта тайна,

Как ускользание реки.

Как ни читай, как ни листай, на

Даль лезут, лезут огоньки

 

В окне вагона. Шаг за шагом

От детства прочь. В довесок мне

Не принятое, как присяга,

«Bada est rouge, et Zoque est vert».

 

И годы были многотомны,

И многомильны поезда,

Но иногда за мною в комнаты

Заходит Зок. И с ним – Бада.

 

Они не будут жить в Париже.

Их не пропишут и в Москве.

Их статус несравнимо ниже.

Они – рисунок по тоске.

 

Не вызывай меня к доске.

«Bada est rouge, et Zoque est vert».

 

 

Как ходить несогласием

 

Пассажирами говорил вагон

Про неверную нашу власть.

Был дед искренность, или был дед гон,

И страна б не разобралась.

 

Ей ли ведомым лицедеем спал

Старый век супротив меня?

А сентябрь настал. И вагона сталь

Убегала им, семеня.

 

Перестукивал, безглагольный мой,

Много видевший. Прожитой.

И осенний сон нервно руки мял

Несогласный, что прожит той.

 

И ходило то несогласие,

От туалета и до купе.

И как будто жизнь протекла в стихе

На строфу одну поскупей.

 

Я везу с собой лица, говоры,

Мне прописанные слова.

И когда сентябрь эту новость скрыл,

Знать не знает моя голова.

 

Утро, намоченное дождём,

Редки авто – штрихом

Чёркают по привокзалью. Ёмко

Диктора глас. Лихой

 

Лета расчёт. Предосенний счёт

Тропок и листьев. Пал

Знойный июнь в обрамленьи пчёл

Прямо в небес овал.

 

 

О затверживании окна

 

Фуры по трассе. Развилки. Знак.

Временем трёпан шрифт.

Так формирует казну страна.

Так проезжают вкривь.

 

Пылью замешан знакомый путь.

Редкий попутчик рани

Сядет в автобус. Привычна суть

Говора и молчаний.

 

Жизнь не дозволила пустоты,

Хоть и голы поля.

Помнится век и его черты

В беге от ковыля.

 

Где-то остался вокзальный шум,

Где-то молчат сады.

Тихо ладошкою помашу,

И отвечаешь ты.

 

Лета сменились. Менялись дни.

Окна и города.

И молча, молча твердят они,

Что все мы не навсегда.

 

 

Тет-а-тет с утром

 

Утро стоит, оглашённое птицами,

Выкриками дорог.

Ходит меж лицами.

Думает, литься ли

В вечера эпилог?

Нежась туманами,

Солнышком падает

Отсветом на тропу.

Будит. Зовёт. И весёлым нарядом и

Цветом вплетёт в трав пук

Ясность свою. Что в прозрачность инея,

И что в июльский зной.

Люд называет утра по имени,

Льющимся над страной.

День начинается звуком радио

В утренней немоте,

И остаётся в моей тетради на

Начатом мной листе.

С утром мы тет-а-тет.

 

 

Про походку непокоя

 

Берег осени на холодевшей реке

Под коробку фруктового сока.

Небосвод вдалеке, тишина вдалеке,

И течёт она тайной глубокой.

 

Берег далью зовёт, неизвестною мне.

Там посёлки и град проживают.

Свет дневной не позволит реке потемнеть.

И культура жива ещё, бают.

 

Как живёт в человеке вопрос или том,

Им прочитанный прежде когда-то.

И он ходит теплом. И он ходит с теплом.

Не закончится даже с закатом.

 

У него есть дела: есть его голова,

Персонажи, герои, заботы.

И он знает слова, он встаёт за слова,

И мешает их в письма и ноты.

 

На такой же спокойной плывущей реке,

Под печалью объятые росы,

Человеком проходит в притихшем стихе

Кто-то схожим, похожим вопросом.

 

Задаётся строкой, задаётся тоской,

Вопрошает журнал и дорогу.

И идёт по Земле непокой, непокой.

Так вопросом идёт до порога.

 

 

Про положенную историю

 

Где затаился прожитый денёк?

В каком музее он следы оставил?

Висят картины и полотна, но

В них прошлое почти не знает правил.

 

Художник был искусен, и ему,

Конечно, удались его герои.

Теперь известно даже, почему

Штрихи и кисти дням прошедшим вторят.

 

Природа замирает на лета

Под пальцами спеца таксидермиста.

И манекенов будут заплетать

Самим дыханьем времени, что чисто,

 

Пока трагедией не сведено

К дымам войны, гонений, эпидемий.

И, замерев, кружит веретено,

Как жив в веках давно умерший гений.

 

Наследьем кем-то прожитых годов

Смотритель ходит по полам паркетным.

И не вместить величие и вдов

Ни в строки, ни в число, ни в километры.

 

Оставь порог, как будто рубежи,

И выйди из музея словом вещим.

Где, словно жизнь, на столах лежит

История давно забытой вещью.

 

 

Как достать музыку из ножен

 

На полочке музыка. Диски в коробках.

Почти отучилась планета от них.

Играют ансамбли так ловко не робко,

И ходишь мотивам весёлым сродни.

 

Там редкие звуки, там редкие ноты

Восстанут из десятилетий былых.

И помнится, кто же был рядом с весной ты,

И как входит осень под странный пыл их.

 

И в комнатах рядом с уютом дивана

Играется музыка в джаз, рок-н-ролл.

И классика плавает веком-дурманом,

И чьи-то портреты ложатся на стол.

 

И все эти звуки, бывавшие в залах,

Меня застают в мой домашний уют.

И, что современность потом написала,

Не важно, когда мне такие поют.

 

Великую волю не врать не стреножить,

И я достаю, как любовь, в свой приют

Пластинку иную оружьем из ножен:

Пусть жизнь наиграют, пусть жизнь напоют.

 

Художник: Владимир Батаев

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов