«Стрелки перевожу на вечность...»

3

2997 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Кравченко Наталия

 
звезды.jpg

***

 

На смену осени бомжовой

пришла алмазная зима.

Из рукавиц её ежовых

уже не вырвешься сама.

 

Душа захвачена с поличным.

Слова замёрзшие болят.

И холоднее, чем обычно,

любимый голос или взгляд. 

 

Живу с покорством страстотерпца

и жду, когда же, ну когда

моё заплаканное сердце

покроет панцирь изо льда.

 

И там уснут мои печали

в скульптурных позах несмеян,

чтоб взоры больше не встречали

любви прекраснейший изъян.

 

 

***

 

Зима дана нам для того,

чтоб по весне тоска созрела,

чтоб дорасти нам до всего,

чтоб после нежило и грело.

 

Чтоб даже сквозь метельный вой

мы различали звук капели,

и каждой капле световой

мы были б рады с колыбели.

 

И сколько б вирус ни косил –

не знать, не помнить о расплате...

А просто быть – сколь хватит сил.

И даже если их не хватит.

 

 

***

 

Я снова бога-дед Мороза

начну желаньями смешить:

подать мне розы, а морозы

пускай прикажут долго жить.

 

Пускай стихи меня прокормят,

любви пожизненной хочу,

а если смерть – то в лёгкой форме,

другая мне не по плечу.

 

Чего ещё хотелось мне бы?

Не заземлял чтоб гололёд,

чтоб уносил в седьмое небо

лихой поэзии полёт.

 

Чтоб краски – ярче, сласти – слаще,

чтоб врач ничем не навредил,

чтоб приходил любимый чаще,

а лучше чтоб не уходил.

 

Чтоб берегли меня от бедствий

лишь за красивые глаза,

чтоб называли так, как в детстве,

чтобы начать бы всё с аза.

 

 

***

 

Премии, скидки, подарки и акции,

игрища телеэфира...

Это защитная наша реакция

на одичание мира.

 

Что, Новый год, у тебя ни просили бы –

это не главное… Хоть бы

перекричать, перебить, пересилить бы

грусть от того, что уходит.

 

Чтоб отступила тоска подколодная,

нам осветить бы как свечка

не мировое пространство холодное –

хоть одного человечка.

 

Надо отважиться, надо довериться,

пусть нас удача лишь дразнит,

но небеса хоть однажды расщедрятся –

на нашу улицу праздник!

 

Пусть будет сердце на части расколото,

дали тусклы и белёсы,

но независим от зла и от Воланда,

праздник без повода, праздник без золота,

праздник улыбки сквозь слёзы.

 

 

***

 

Избыточным желанием горя,

ты думаешь: элементарно, Ватсон.

Желанию же всё до фонаря,

оно не собирается сбываться.

 

Вот Новый год обманчивый пришёл.

Глядим мы прошлогодними глазами –

всё то же, всё на месте, Дирижёр

играет ту же жизнь под небесами.

 

Какой пассаж, наш новый год не нов,

он повторяет снова те же гаммы,

и не сбылись ни предсказанья снов,

ни то, что не желали и врагам мы.

 

Переболевши Первым января,

мы в новый год войдём с иммунитетом

против надежд, что будоражат зря, –

прошли навылет, души не задеты.

 

Мы проскочили, выжили, ура!

пусть не сбылось, чего нам так хотелось.

Но миновала чёрная дыра,

и ничего и никуда не делось.

 

Факир на час, рассеялся туман,

осыпалась серебряная краска.

Да здравствует возвышенный обман

и на ночь нам рассказанная сказка!

 

Всё будет так, как этого хотим,

пусть даже это будет по-другому.

Но хеппи энд для нас неотвратим.

И через год придём к нему легко мы.

 

 

***

 

Всё в прошедшем времени давно.

Опустела жизненная сцена.

Как всё хрупко и обречено…

Всё обречено и драгоценно.

 

Я иду по собственным следам,

беды и печали в сердце множу.

Не отдам – ни далям, ни годам –

рук своих не тянущую ношу.

 

Жизнь жестка, но мягко в ней спалось...

К будущему живо любопытство.

Загадать желанье… Не сбылось…

Главное – самой на свете сбыться!

 

 

***

 

Новогодние сняты наряды,

и душа золотые шары,

разноцветные бусы, гирлянды

убирает до лучшей поры.

 

Праздник кончен. Безликие будни

потянулись Сизифом к горе...

О любовь, твои козни и плутни

не обманут в седом январе.

 

Но божественный двигатель вечен –

золотистый фонарик, гори!

Не беда, если мир обесцвечен –

мы раскрасим его изнутри.

 

Вот уже прибавляются сутки,

фонари добавляют уют.

И любимые томики в сумке

пассажирам пример подают.

 

С ними путь и короче, и краше –

можно в новых мирах обитать...

Кто-то рядом заглянет и даже

станет вместе с тобою читать.

 

Ах, как строчки теплы и печальны!

Но пора… Обрывается нить...

Продолжение встречи случайной

что мешает себе сочинить?

 

Даже если весь мир охладеет

и тропинку в нём не проторить,

не замёрзнет и не оскудеет

та душа, что привыкла творить.

 

Пусть пребудет она без ответа,

пусть сугробом обнимет кровать.

В январе – прибывание света...

Как же важно нам в нём пребывать.

 

 

***

 

Жизнь заговаривает зубы

и тень наводит на плетень.

Уж сколько бито мной посуды,

а счастья нет который день.

 

Я поменяю все настройки,

но всё ж небесный судия

мне не поставит выше тройки

за сочиненье «жизнь моя».

 

Всё меньше хочется прощаться,

мосты сжигая напослед.

Всё больше тянет возвращаться

на пепелища прежних лет.

 

Но верится, хотя б отчасти,

что кто-то там за всем следит...

И незаслуженное счастье,

как снег на голову, летит.

 

 

***

 

Я тебя обнимаю нежно

в нарушение всех границ.

Снова с неба звучит «la neige»,

и снежинки падают ниц.

 

На щеках моих жарких тают,

(мы ведь думаем в унисон)...

На ладони ко мне слетают,

невесомые, словно сон.

 

Ты сошёл ко мне белым снегом,

подвенечный струится шёлк…

Помнишь, как первый раз с ночлегом

ты зимою ко мне пришёл?

 

Я с тех пор полюбила зиму,

мои руки в твоих больших,

как прекрасны невыразимо

в облаках эти ландыши...

 

Грелись мы в телефонных будках

и пылали как на костре,

было небо всё в незабудках,

а земля была в серебре.

 

Был мне другом, вождём и богом,

стал мне снегом, ветром, дождём…

Как-нибудь эту зиму с Блоком

мы продержимся, переждём.

 

Как сказал он: не жизнь втоптала,

Бог то снегом меня занёс…

Это ты, чтоб я не роптала,

улыбаешься мне из слёз.

 

 

***

 

Иду средь январей,

тобой одним ведома.

Накапливайся, зрей,

будь в вечности как дома.

Пускай придёт скорей

бессмертная истома…

 

О снег, мой тихий друг,

посланник Зазеркалья,

верни мне нежность рук

украденного Кая.

От рая, что вокруг,

пока так далека я...

 

Пусть новый Новый год

ничто не сменит в сумме,

но помоги мне код,

язык, заветный зуммер

перевести на тот,

который был и умер.

 

 

***

 

За окном то скоропись снега,

то бегущий петит дождя...

В этих письмах такая нега,

ведь они идут от тебя.

 

Сообщают открытым текстом:

«вспоминаю… скучаю… жду...»

Они пахнут забытым детством

и не видят ни в ком вражду.

 

Я читаю их, не читая,

ибо знаю их наизусть...

И когда-нибудь я растаю

в этой нежности, ну и пусть.

 

Словно в сказочном царстве неком,

мною слепленном на авось,

опускаются хлопья снега

и целуют меня насквозь.

 

 

***

 

Не снежинки, а нежные ландыши

из твоих поднебесных рук...

Словно хочешь сказать мне: на, дыши,

набирайся сил для разлук.

 

Всё пространство ими подсвечено

наших ненаступивших лет.

Что-то вечное, подвенечное,

високосный лесной балет…

 

Окружает объятьем шёлковым,

тем, что сердцу вовек не лжёт.

В високосный год ты пришёл ко мне.

Этот год меня бережёт.

 

 

***

 

Радуюсь безмерно неизменно

в пух и прах одетому леску.

Осени зима пришла на смену –

нежность, победившая тоску.

 

Вот берёзы как большие свечи...

Ночь твою на свой помножу день –

и родится наш «ещёневечер»

под лесную птичью дребедень.

 

Снег кружится музыкой венчанья,

и вершится милосердный суд...

Благодарность моего молчанья

пусть тебе флюиды донесут.

 

Верится в доверчивую млечность.

Верится, что встреча будет впредь...

Наступает солнечная вечность.

Отступает мученица смерть.

 

 

***

 

Ты любила, была, копила,

но судьба учиняет шмон.

Каждый шорох пустого пыла

ей преступен, дешёв, смешон.

 

Вычищает мои заначки,

что таила на чёрный день –

все кусочки, клочки, заплачки,

строчек трепетных дребедень,

 

вычищает все закоулки,

все укромные закутки,

и несбывшиеся прогулки,

и засушенные цветки,

 

недоученные уроки,

недовымершие друзья,

и надежд неизжитых крохи,

и все мысли, о чём нельзя…

 

Чтоб осталась душа, пустуя,

без сиянья бесслёзных глаз –

всё под корень, под нож, вчистую –

обнуленье, грабёж, коллапс.

 

На границе души и тела –

беспощадное: хенде хох!

Мало ли чего ты хотела,

мало ли чего хочет Бог.

 

 

***

 

А судьба не единожды взыщет

всё, что было дано наперёд...

В небесах мне просторней и чище,

а реальность не в пору и трёт.

 

Знаю, что это выйдет мне боком,

но с любовью иду на убой.

Разговоры с невидимым Богом,

диалоги с тобой и собой...

 

Оказалось, мечтать – это вредно,

и токсичен воздушный дворец.

Свои грёзы под грифом «секретно»

запечатаю в сердца ларец.

 

Я бреду по холодной аллее...

Мой неведомый Друг и Судья,

я тебя понимаю светлее,

чем когда б в тебя верила я.

 

 

***

 

Жизнь как блюдце выпала из рук

и разбилась на мильон печалей...

Даже если склеить это вдруг –

так уже не будет, как вначале.

 

Я брожу в обнимку с декабрём.

Обжигает холодом предсердье.

Весело играть мне как с огнём

в крестики и нолики со смертью.

 

Я на этом свете не вполне…

Иногда лишь только появляюсь.

Боже, не печалься обо мне.

Я любовью как-то пробавляюсь.

 

Погляжу в небесные глаза...

Мне твой высший замысел неведом.

Ты о самом тайном не сказал.

Ты ещё о главном не поведал.

 

И прошу в мольбе своей слепой,

словно перед выходом на сцену:

жизнь возьми, а мне отдай любовь.

Думаю, что это равноценно.

 

 

***

 

Смерти заговаривала зубы,

до утра читая ей стихи.

А она в ответ кривила губы,

делая последние штрихи.

 

Смерть пока играет с нами в прятки,

выбирает выгодный тариф...

Сделать вид, что всё пока в порядке,

до смерти её заговорив.

 

Если перейти свои границы,

выскользнуть за рамки бытия,

в мире без остатка раствориться –

значит, жизнь не кончится твоя.

 

Будут говорить пенсионеры,

попадая в занебесный сад:

«Это было до ковидной эры.

Это было жизнь тому назад».

 

 

***

 

Ветер последнего одиночества,

необратимых разлук...

Чтоб забывали и имя, и отчество,

жизнь вырывает из рук,

 

дует на души безжизненным холодом

и задувает в них свет,

то, что тянулось друг к другу так молодо –

рук не встречает в ответ.

 

Дует, людей разлучая с любимыми,

гнёзда семей распыля,

всё что в домах берегли и копили мы –

ветер метёт на поля.

 

Лёд прорастает сквозь стены домашние,

пряча под коркою льда.

Там где сердца золотились ромашками –

вечная мерзлота.

 

 

***

 

Верстали книги и жизнь верстали,

сшивали наши жизни в одну.

Мы жили – как в небесах витали,

а вот теперь я иду ко дну.

 

Стрелки переведены на осень –

время печали, разлук, потерь.

Весь мир распался на до и после,

на то что было и что теперь.

 

Сколько без сна я смогу – не знаю,

держать лицо и держать небосвод,

жить, как кукла живёт заводная,

но заканчивается завод.

 

Меряю вдоль-поперёк шагами

комнату, что сожрала семью...

Что ж, не боги горшки обжигают,

а я судьбу обжигаю свою.

 

Жизнь распалась, слетела стружкой,

свесилась, словно седая прядь.

Разбилась ёлочною игрушкой.

Мне больше нечего в ней терять.

 

Бог взирает немо и слепо.

Поистрепалась надежды нить.

Жизнь распалась на землю и небо.

Я не могу их соединить.

 

Млечный путь будет вечно влечь нас.

Связь времён уже не связать.

Стрелки перевожу на вечность.

Мне больше нечего здесь сказать.

 

 

***

 

Просыпаясь, угадать пытаюсь:

что там за окном? Какое небо? –

постепенно обрывая завязь

с тем, что в снах нащупывала слепо...

 

Я как та царица Прозерпина,

что в подземном царстве колдовала,

жизнь свою прошедшую лепила,

а потом наутро забывала.

 

Чудеса случаются на свете.

Ты случился некогда со мною...

Хорошо, что ты не видишь, светел,

мировую эту паранойю.

 

 

***

 

Всё в нашей жизни самоценно,

нет никакого вторсырья –

её окраины, зацепки,

ошмётки, рваные края…

 

Всё, всё оправдано сторицей,

за всё нам воздано с лихвой –

в ночи исписанной страницей

или влюблённостью лихой.

 

Как щепку нас в потоке крутит.

Жизнь – как песочные часы.

Как хочется перевернуть их,

чтоб снова помыслы чисты...

 

Сначала день как персик сочен,

потом как червь грызёт тоска.

Сначала под грибком песочек,

потом пустыня из песка.

 

И мы отныне возлагаем

на имя возраста табу,

и рвёмся за холодным Каем

с застывшим стёклышком в гробу...

 

Пусть среди кукол или пугал,

но нужен угол нам родной,

пусть даже это пятый угол

иль угол зрения иной.

 

Или в отсутствие героев,

когда в округе ни черта –

пускай утешит и прикроет

деревьев блеск и нищета.

 

А жизнь – театр, и вновь – на сцену,

как воду стряхивает гусь...

Всё в нашей жизни самоценно.

Ни от чего не отрекусь.

 

 

***

 

Я мысленно проигрываю жизнь,

привычную, как утреннюю гамму…

Ведь прошлому не скажешь: отвяжись,

не отряхнёшься просто, как от хлама.

 

Проигрываю в мыслях и стихах

то, что давно я жизни проиграла.

Звучит в ушах, торжественно тиха,

мелодия небесного хорала.

 

Ещё не вечер, да, но скоро ночь.

Зачем брести по замкнутому кругу,

ведь ничему уже нельзя помочь,

и не вернуть единственного друга.

 

Я бисер слов бессмысленно мечу.

Мне небо льёт серебряные пули.
Мой спор с судьбой закончился вничью.

Мы, кажется, друг друга обманули.

 

Я жизнь свою, изжитую, как ять,

вновь прогоню по всем её длиннотам,

но ничего не стану удалять

и проиграю снова как по нотам.

Проигранную насмерть, в пух и прах,

я проиграю на сердечной флейте,

и страсть, и страх, и жизненный свой крах –

всё повторяя снова, хоть убейте.

 

Проигранная жизнь моя на бис...

За свой базар я небесам отвечу.

И выйду к вам из темноты кулис...

Да, скоро ночь… Но всё ещё не вечер.

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов