Возвращение Пахома
Сказ-поэма
-1-
За горами, за долами,
За бескрайними лесами,
Средь таёжной глухомани,
В доме с крепкими ставнями
С энных сталинских времён
Жил с женою дед Пахом.
В те края струёй речною
Занесён он был судьбою,
А какой, судите сами,
Согласуясь с временами.
Молод был, сажень в плечах,
И умён, и весельчак.
И ему под стать была
Раскрасавица жена.
Молодец на месте новом
Домик выстроил сосновый.
На поляне средь болот
Развели свой огород.
В тёмных омутах реки
Рыбы было – пруд пруди!
И охотою судьба
Не обижена была.
Оклемавшись от невзгод,
Завели надворный скот.
С той поры в краю простора
Без ретивого надзора
Стали жить, да поживать,
Да детишек наживать.
С благоверною своей
Нарожали сыновей.
Старший назван был Романом,
Средний – значился Демьяном,
Ну, а третий, Богом дан,
Звался младшенький – Иван.
Дружно жили, не тужили,
Сыновей своих растили,
До темна семьёй трудились,
На зиму запас копили,
А то, что сверх произведено,
На торги везли в село,
Что стояло за рекою,
За могучею водою.
Шли года, росли ребята,
Стала тесною им хата,
И однажды всей гурьбой
Пред родительской четой
Встали с потупившим взором,
Не спеша, сказали хором:
"Нам, родные, так сказать,
Мир бы надо повидать,
Жизнь народную узнать,
Себя людям показать.
Уж пора, желанье есть,
Подыскать себе невест.
Просим нас за всё простить
И до миру отпустить".
Жаль, конечно, расставаться.
Да, знать, судьба. Куда ж деваться?
Не заставлять же в глуши томиться,
Да на медведицах жениться.
Повздыхали, потужили,
Мешки в дорогу снарядили,
И отпустили сыновей
В мир манящий – мир людей.
Сыновья им поклонились
И в дорогу-путь пустились
Вдоль реки пешком туда,
Где большие города,
Через броды, через чащи
Поискать на свете счастье.
Дни летели, шли года,
Только раз свои края
Посетили сыновья.
Шли пешком из дальних мест
Показать своих невест,
Да взглянуть на стариков –
Столь не виделись годков!
Лишь успели повидаться,
Как пришла пора прощаться.
На порог перекрестились
И обратно в путь пустились.
Отец сыночков с встречи той
Больше не видели с женой.
Вновь года, шумя, летели,
Пели вьюги и капели,
Пели лето и весна,
Шла за осенью зима,
За зимой – весна и лето.
Где ж сынки? Не слышно где-то.
Возле дома как простились,
Все, как будто растворились.
-2-
Со своей Пахом женою
Жили жизнью не глухою.
За широкою рекой
Стоял посёлок небольшой.
В стороне от всех дорог,
Где же он, знал только Бог.
Но всё ж газеты в те края
Привозись иногда.
Там Пахом – нужда гнала,
Бывал с женою иногда.
Гостили у друзей в квартире,
Знали, что творится в мире:
Знали о войне Великой,
И какой далась ценой
Нам Победа в битве дикой
Над фашистскою ордой;
Знали, что ушёл из жизни
Вождь народов дорогой,
И вдвоём справляли тризну,
И поплакали с женой.
Знали оттепель Хрущёва,
И про БАМ, и Целину,
Что звезду вручили снова
Леониду Ильичу,
О начале Перестройки,
Что в стране развал, хаос,
Что СССР пустили бойко
Демократы под откос.
Знал Пахом: "врагов народа",
Как он сам, теперь в стране,
Заклеймённых наговором,
Не преследуют уже.
После этой вести важной
Разрыдалась вдруг душа,
И припомнились все сразу
Те тревожные года:
Как случайно, (подсказали),
Ускользнул от "воронка",
Как с женою скрытно крались
В отдалённые края.
Вспоминал, слеза катилась,
Боль, что пресс, давила грудь,
И, как птица, сердце билось:
Больно – годы не вернуть!
И тоска воспламенилась.
Сердце колет, словно гвоздь,
О местах до боли милых,
Где родительский погост.
И о детях, упорхнувших
Из родимого гнезда.
Как вы там, в краю гнетущем?
Помните ли мать, отца?
Может, нас давно забыли –
Жмут заботы и нужда,
Нас вам жёны заменили,
Мы же помним вас всегда.
От тоски душа не рада,
Предков зов унять нет сил,
Побывать пред смертью надо
У родительских могил.
Да своих сынков в дороге
Попытаться отыскать,
Утолить свои тревоги,
После можно помирать.
А жена не возражала.
Не хозяйство, так сама
Вперёд мужа убежала б
Повидать свои края.
Повидать своих мальчишек,
Посмотреть своих внучат,
Да понянчить ребятишек,
Чтобы после вспоминать.
Собрала она Пахома,
Наложив в мешок битком
Всё, что требует дорога,
Чем богат крестьянский дом.
Провожала, к мужу жалась,
Слёзы капали, платком
На ходу, спеша, стирала,
Чтоб не видел их Пахом.
Провожала до причала,
У раскидистой ветлы
Трижды мужа целовала,
Как ведётся на Руси.
Поклонился муж ей низко
И к груди прижал жену.
– Ты прости меня, Анисья,
Оставляю что одну.
Не тревожь себя напрасно:
Крепко на ногах держусь,
Я к тебе, как солнце ясно,
Обязательно вернусь.
И пошёл своей дорогой
В даль, куда глаза глядят,
В край, покинутый с тревогой
Много, много лет назад.
- 3 -
Шёл Пахом, считая вёрсты,
Плыл и ехал, вновь шагал.
На дорожном перекрёстке
Пешехода повстречал.
Смотрит, парень не сердитый,
Предложил присесть с ним в ряд,
В "козьи ножки" дед насыпал
Из кисета самосад.
Подал парню самокрутку,
Спичкой чиркнул.
– Прикури!
Табачок, скажу не в шутку,
Достаёт, аж до души. –
Затянулся парень смело,
Мол, знаем толк не как-нибудь,
Рот раскрыл, глаза заело,
Не может охнуть, не вздохнуть.
Ели-ели отдышался,
Самокрутку ткнул в песок.
– Я таким не баловался.
Ох, и, деда, табачок!
Сам откуда, дед?
– Оттуда.
– А теперь куда?
– Туда.
– Ну, а ты куда?
– В Усть-южу
из Заборки – из села.
– Ну, и как село?
– Ой, худо!
Лучше б не ходил туда!
– Что ж оно?
– Поверить трудно:
Нет уж прежнего села!
А какое раньше было:
Фермы, крепкие дворы,
По району лучшим слыло!
А сколь звенело детворы!
На полях хлеба шумели
Словно море-океан!
А какие песни пели
Вечерами под баян!
А теперь – десятка меньше
Остаётся лишь дворов,
И давно не слышно песен,
Звонких детских голосов.
Сорняками затянуло
Хлебородные поля,
С сочных пастбищ
Словно сдуло
Ветром тучные стада.
Доживает дни деревня
И совсем на нет сойдёт,
Когда последний житель
В землю-матушку уйдёт.
– Что ж, выходит, нет деревне
На земле теперь житья?
Пропадай, кормилец древний,
Боле нет дел до тебя?!
– Да, на то пока похоже.
- Тогда ж кому кормить дано?
Людям кто на стол положит
Мясо, яйца, молоко?
– Веришь? Нет? Случилось чудо –
Всё на рынке нынче есть:
И продукты, и посуда,
Вина, мебель – всё не счесть.
– Кто ж свершил такое чудо?
– Рынок, деда. В нём секрет.
Но, одна беда покуда:
Рынок – полон, денег – нет.
– Сказка ль, нет?
Поверить трудно,
Пока сам не посмотрю.
– Что-то, дед, начитан скудно?
Ты ж откуда? Не пойму.
– Я от речки Поперечной,
Что на правом берегу.
Вот откуда, путник встречный,
Я шагаю и плыву.
Кто же ты, паломник странный?
Веет тайной от тебя.
Кто загнал тебя в край дальний?
И где родина твоя?
– Да какая же тут тайна,
Да и не было, скажу:
Был у меня соперник давний,
Что любил мою жену.
Жить не мог он без Анисьи,
И решился с неких пор
Извести меня завистник.
И состряпал наговор.
Время было не простое:
Ночью тёмной "воронки"
Увозили под конвоем
Честный люд с клеймом "враги".
Мне же удалось случайно
Эту участь избежать:
Тёмной ночью из-под носа
От ночных гостей бежать.
А бежать, так в дебри прямо,
Где не ездят "воронки",
Куда служителям тиранов
И тропинки не найти.
Вот и вся моя здесь тайна.
Прожил много лет в тайге,
Словно в поселенье дальнем,
Словно отсидел в тюрьме.
А иду я в край раздольный,
Край озёр, полей, лесов,
Где на степной реке Топольной
Я оставил отчий кров.
И иду я поклониться
Тем местам, в которых жил,
Болью дать душе излиться
У родительских могил.
Я иду унять желанье
Повидать своих сынов,
Как на последнее свиданье
До скончания годов.
Встал Пахом.
– Прощай, любезный!
Мне до вечера – пешком.
– Где ночуешь?
– Дом известный –
под раскидистым кустом.
– А зачем ходил в Заборку?
– Попроведать стариков,
Уговаривал без толку
Бросить дюжий ещё кров.
Жаль покинуть край любимый,
Не хотят и мне мешать.
Говорят: "В краю родимом
Легче будет помирать".
– Ну, прощай! Тебе всё прямо.
Мне ж – в другую сторону.
И пошли они устало,
Унося в душе тоску.
-4-
Вновь шагал Пахом, то ехал,
Снова плыл, и вновь шагал,
Где в тайге гуляло эхо,
Видит каменный вокзал.
Только где же паровозы?
Над путями провода,
Над вагонами, как козлы
Вместо труб торчат рога.
И бегут вагоны сами,
Не свистят и не пыхтят,
Не пугают люд парами,
И дымами не коптят.
– Что за техника такая? –
В слух вопрос себе задал.
За спиною прозвучало:
– Дед, ты что, с Луны упал?
Сорок лет уж паровозы
По отстойникам стоят.
На путях электровозы
По стране по всей шумят.
Оглянулся дед:
– О, Боже!
Не мерещится ли мне,
Как с сынком мужчина схожий
И фигурой, и в лице.
– Ты ль, Демьян?
Глазам не верю.
– Отец! Ты как сюда попал?
– Я, сынок, тебя чтоб встретить,
Пол-Сибири прошагал.
Обнял сын отца седого,
Что есть сил прижал к себе,
И спустили слёзы оба
По отцовской бороде.
Пронеслась минута встречи,
Радость встречи улеглась,
Снял Пахом мешок заплечный
И расправил спину всласть.
– Ты живёшь, сынок, здесь что ли?
Иль забросили дела?
От какой печали, боли
Побелела голова?
– Дом – от этих мест далёко.
Сюда – забросили дела.
Электровоз – моя работа:
Вожу, отец, я поезда.
Сегодня со своей бригадой
Обратно поезд поведу,
И мне особенная радость –
Тебя с собою заберу.
А голова бела от горя,
Вписалось и в мою судьбу:
Мой старший сын – твой внук Афоня
Погиб в Афганскую войну.
Вдруг закачалась под ногами,
Одетая в асфальт земля,
И с помутнёнными глазами
Старик опёрся на сынка.
Укол привёл Пахома в чувство.
Сказав: "Спасибо, медсестра!",
Он в первый раз подумал грустно:
"Так не дойду до цели я".
Мелькнула мысль в минуты эти,
Внимая боль в груди своей:
Нет горше участи на свете,
Чем хоронить своих детей.
- 5 -
Летел электровоз, как ветер,
Мелькали станции, столбы.
Смотрел Пахом в окно, как дети,
С утра до полной темноты.
И мир ему казался дивом.
Как изменилась вся земля:
Где зверь бродил в тайге пугливый,
Стоят посёлки, города.
Дома, что царские хоромы,
Дымят заводов корпуса,
Гудят в лесах аэродромы
На громозвучных голосах,
Бегут по рельсам электровозы,
А рядом наперегонки
Конфигураций всевозможных –
Мчат по шоссе грузовики.
Их обгоняют легковушки
Непривычной величины,
В стекле цветные коробушки
Непонятной красоты.
Но главное – другие люди:
Манеры, речи, одежд фасон.
И понял он: в своём безлюдье
Остался в прошлом прочно он.
А время шло неукротимо.
И он до боли понимал,
Что жизнь прошла большая мимо,
Как много в жизни потерял.
И сам себя судил, не миловал,
За то, что от властей бежал.
Себя клеймил он дезертиром,
За свою слабость презирал.
И думал он, что было б легче,
Когда бы срок свой отсидел,
За то бы лихо ели вместе
На пару с Родиной своей.
Не знал Пахом про эшелоны
С людьми, как он, с клеймом врага,
Увёзших в "бездну" миллионы,
Чтоб затерять их навсегда.
Тяжёлый ток его раздумий
Прервал вдруг скрежет тормозов:
У рельс стеной стояли люди,
Махая кумачом флажков,
Минута шла, за ней другая,
Умолк мотор и стук колёс,
Толпа вагоны обступала,
Чтоб удержать электровоз.
– Ну что ж, отец, давай махоркой
Мою бригаду угощай.
Видать, всерьёз народ шахтёрский
На демократов осерчал.
– Что так, сынок?
– Да, видно, братии
Давно не платят ни гроша:
От слабой власти демократии
Ожили полчища ворья.
Отец, у хамства нет предела:
Что нечем малых накормить,
До этого им нету дела,
Им лишь бы свой карман набить.
И деньги крутят под проценты,
Наращивая капитал.
А работяга ни копейки
От их прокруток не видал.
Шахтёров, видно, уж достало.
Вопрос свой не смогли решить.
И ничего им не осталось,
Как путь железный перекрыть.
– И что же, нет на них управы?
Сколь нам стоять? Минуты? Час?
На этих иродов с управы
Сюда бы Сталина сейчас!
– Отец, ты что? Серьёзно, что ли?
Ведь ты же жертва палачей!
- Да жертва! Но и мразь-то тоже
Сгребалась с жёсткостью граблей!
– Крути, отец, нам самокрутки:
Курнём, чтоб с сердца боль ушла,
Глядишь, для нас часы, минутки
Пройдут быстрее, чем всегда.
Тут понаехали от власти,
Спецназа выстроен кордон,
И старший, из прибывшей части,
С народом начал разговор.
Видать, проблем скопилось много,
Терпение зашло в упор.
Как не грозил начальник строго,
Не получился разговор.
Звучит команда громогласно:
– С дороги весь народ убрать!
И на народ пошла под маской
Спецназовцев отборных рать.
И кто-то вздрогнул средь восставших
И начал, было, отступать,
Когда навстречу наступавшим
Вдруг вышла пожилая мать.
Упали волосы на плечи,
Рука протянута вперёд,
Идут спецназовцы навстречу,
Она – навстречу им идёт.
Ей ветер волосы колышет,
И гнев в глазах её горит,
Затихло все, лишь топот слышен,
А мать спецназу говорит:
– Вы что, сынки, ужель пойдёте
Против отцов и матерей,
Кто труд отдав в аду и поте,
Не знает чем кормить детей?!
Пойдёте вы за толстосумов,
Обворовавших свой народ,
Кто не моргнув, и не подумав,
За доллар душу продаёт?!
И мать за сердце вдруг схватилась,
Медленно валясь на бок, –
Сердце женщины не билось,
Никто помочь уже не мог.
И офицер, вдруг маску сбросив,
Своим скомандовал: "Назад!"
Себя к упавшей, словно бросил,
Поднял с земли родную мать!
– Сынок, так что же здесь такое?
Толь коммунизм или фашизм?
– Отец, не знаю что мы строим.
Но говорят – капитализм.
А в строе том свои порядки:
Кто всех богаче, тот и прав.
Не внял, отборные ребятки
Понять помогут ударом в пах.
Уж через час горел "зелёный" –
Вмешалась в инцидент Москва,
Над локомотивом запылённым
Запели скорбно провода.
- 6 -
Вот дом, отец, мой – моя крепость.
Здесь мой оплот – моя семья.
Войди в него лучом рассвета,
И будь как дома у себя.
Пред ними дом пятиэтажный,
Времен хрущёвских старый дом.
Он кажется Пахому важным
И даже более – дворцом.
С поры ребячьей в летнем месяце,
Увидев двухэтажный дом,
Мечтал Пахом пройтись по лестнице
И выйти прямо на балкон.
Мечта сбылась. Себе не веря,
Идёт, хоть не легко ему,
Не к богачу стучаться в двери,
А прямо к сыну своему.
Второй этаж, а после – третий,
А вот и пятый, наконец.
– Сынок, уже мы в поднебесье! –
Демьяну говорит отец.
Смеётся сын, дверь открывая,
– Хозяйка, гостя принимай!
Готовь нам ванну, дорогая,
А после – рюмки наливай!
Сидит Пахом в горячей ванне
И управляет кипятком.
– Вот это чудо – в доме баня!
Жаль, не побалуешь жарком.
– Сынок, да как же это чудо
Тебе досталось, расскажи?
– Да, как и всем рабочим людям,
Квартиру дали за труды.
А вот теперь с жилищем худо:
Есть деньги – нет проблем купить.
Да вот беда – честному люду
Тех нужных денег не скопить.
Жизнь дорожает час от часу,
А заработок, так скажу:
– Едят жилищные оплаты,
А что осталось – на еду.
Пахом помытый и побритый,
С расчёсанною бородой,
Пред ним по-русски стол накрытый
Со щедрой русскою душой.
Направо – сын, налево – Паша,
Его давно желанный внук,
А перед ним – невестка Глаша –
Праздничный счастливый круг.
Вопрос, ответ и вновь вопросы,
Уж время близится ко сну.
– Отец, с неделю поживёшь ты?
– Нет, дорогие, не могу.
Мой путь далёк ещё до цели.
Боюсь, что не смогу успеть:
Мои года все песни спели,
На них надежды больше нет.
И завтра снова утром рано
Я свой продолжу долгий путь:
Хочу увидеть я Романа,
А после к Ване заглянуть.
Ну а потом на Затополье
Продолжу дальше свой маршрут –
В своё родимое Раздолье,
Лишь там позволю отдохнуть.
– Тебе видней. А до Романа,
Отец, тебя я довезу.
Мой "Жигулёнок" служит справно,
Хотя и стар, но на ходу.
– Не понял я про жеребёнка.
И вправду держите его?
Его кормить – ведь не ребёнка!
В условиях ваших тяжело.
Смеялись долго над Пахомом.
А Паша – хохотал до слёз.
– Наш, деда, конь не ест солому –
Он на бензине возит воз.
– Так что же это за лошадка?
– Дед, – легковой автомобиль.
Его отец в Озёрной Сатке
Двенадцать лет назад купил.
Мчат "Жигули" – легка дорога,
Оставляя позади
Боры сосновые, озёра,
Поля, посёлки и мосты.
Пролился дождь. Что по сухому,
Машина мчит, как до дождя.
И дивом кажется Пахому
В даль уходящая стрела.
Он вспоминал, как в дни ненастья
Водил обозы из села,
Разламывала как на части
Колёса с грязью колея.
И как в мороз в крещенский лютый
Чуть не замёрз в санях в пути.
А тут в тепле, в добре, в уюте
Везут по трассе "Жигули".
– Отец, уже с тобой у цели.
Видишь, за речкою гора,
А вкруг неё, как в карусели,
На склоне белые дома?
Стоит одна она в округе,
Всего одна на десять верст.
И потому назвали люди
Этот город – Одногорск.
В нём Роман нашёл призванье,
И здесь же встретилась судьба,
На тихой улице Свиданий
Обосновался на года.
Уж скоро, скоро ваша встреча,
Увидишь внуков и сноху.
Мне очень жаль, хотя б на вечер
С тобой остаться не смогу –
Сегодня вечером в поездку
Согласно графику бригад.
Тебя доставлю ко крылечку,
Сам поспешу скорей назад.
- 7 -
Пахом и дворник у подъезда
Сидят, оглядывая двор,
И откровенно, и любезно
Ведут душевный разговор.
А дворники – народ особый:
Им милиционер, что брат родной,
Тот и другой в день каждый новый
Ведут с "людскою грязью" бой.
И с той, что брошена под ноги,
И с той, – кто делает её,
И делать выводы в итоге:
– До Запада – нам далеко!
О, как же много "этих грязных"
Проходит в день, счесть тяжело:
Бомжей, пьянчуг, невеж проказных,
Труд убивающих его.
И скапливается боль на сердце.
А боль копить – себе вредить.
И тянется к другому сердце,
Чтоб боль обиды разделить.
Спросив Пахома: "Кто? Откуда?
К кому? Зовут как? Почему
Сидит Пахом с тяжёлой думой
Уж больше часа на ветру?"
Узнал, что дед приехал к сыну,
Приехал он издалека.
Не прочь б в постель, расправить спину,
Да сына нет, дверь заперта.
- А ты спросил живущих рядом,
Живёт ли, стоит его ждать?
А то придётся со мной рядом
Здесь на скамейке загорать.
– Соседи говорят: "Приедут.
Семья сейчас его в саду.
Приедут, как всегда, к обеду.
Вот и сижу здесь на ветру.
Сижу, смотрю, не понимаю,
Что вдруг случилось со страной:
Народ цепочкою без края
Идёт к помойке бытовой,
И мусор, устали не зная,
Перерывают день-деньской.
Себе и пищу добывают,
И вещи в куче бросовой.
Им что, работы не хватает?
Иль голод в городе у вас?
Трудармия здесь пропадает!
Сюда бы Сталина сейчас!
При нём для всех была работа.
Всех тунеядцев прибирал.
Кого на рудные работы,
Кого-то – на лесоповал.
– Ты прав, отец! Смотри: "верзилы"
К контейнерам идут опять.
Им столб сломать легко в полсилы.
Они ж – "дерьмо" перерывать!
Найдёшь работу, коль захочешь,
Но эти, в чьём меню дерьмо, –
Они над нами же хохочут,
Их мир родной – людское дно.
Но очень много есть и бедных.
К контейнерам ведёт нужда,
Что значит сбросить страну в бездну
На радость злейшего врага.
И раньше жили мы не сладко.
Пусть я чего-то не доел,
Зато лечился я бесплатно,
И ехал я, куда хотел.
Я знал, за труд дадут квартиру,
Старайся только от души,
И то, что дочери и сыну
Открыты в завтра все пути.
Сменился мир, исчезла вера.
Одна тревога на душе,
Рожать боятся Маши, Леры,
А смерти – больше на земле.
Но верю, не умрёт Россия!
Бывали хуже времена.
И как заря встаёт над миром,
Так поднималась и Она.
Пусть не сейчас, но может завтра,
Придёт Великий Патриот,
Рукой умелою и властной
Продвинет Родину вперёд.
К подъезду катится машина.
Остановилась у крыльца,
И из неё идёт мужчина,
За ним вслед дети и жена.
Глядит Пахом в лицо мужское,
Черты знакомые узнал,
– Да так и есть, – своё, родное,
Мой старший родненький Роман!
Идёт Пахом ему навстречу,
Слеза на бороде блестит,
Из-под неё улыбка светит,
И сердце радостью стучит.
Глядит Роман, глазам не верит.
– Уж не мерещится ли мне?
Решается себя проверить.
– Отец, ты ль это?
– Я, сын мой! Я, родимый!
Боялся – не смогу дойти.
Да Бог помог мне встретить сына –
Демьяна, а после он – тебя найти.
– А мать-то где? Жива ль? Здорова?
– Жива. Нет жалобы на хворь.
Но не по силам уж дорога,
Да и скотины полон двор.
– Беги, Настасья, в дом скорее,
Готовь для гостя хлеб и соль,
Звони сынам, да поживее,
Пусть поторопятся за стол.
Пришли в дом все,
Кто рад был встрече,
Сошлась огромная семья,
Пришли знакомиться на вечер
Сваты и прочая родня.
И было старому приятно
От столь внимательной родни,
И было всё ему понятно,
И говорилось от души.
А коль компания, что надо,
То к водке тянется душа,
И каждый счёл, что он обязан
Пить за здоровье старика.
И говорилось, и сиделось,
И расходиться было жаль,
И задушевно песня пелась,
Звучали удаль и печаль.
- 8 -
Взяла усталость старика,
Пришлось ему уединиться.
И, как положено всегда,
Перед гостями извиниться.
Прилёг Пахом под шёпот листьев,
Заснул и видит он во сне,
Что ждёт его жена Анисья
Под ивой на речной косе.
И слышит голос издалёка
Неповторяемый, родной:
"Поторопись, мой верный сокол, –
Мне трудно без тебя одной!"
Открыл глаза: возле дивана
Сидит Роман у самых ног.
– Ты мне добраться до Ивана
Помочь не сможешь ли, сынок?
– Отец, зачем же торопиться?
У нас немного поживи;
Иван в своей густой пшенице
Не заблудится, поди.
– Да видел сон я: ждёт Анисья –
Твоя, сынок, родная мать.
Ей трудно, надо торопиться,
И у Ивана побывать.
А потом на Затополье
Завернуть в конце пути,
Где схоронены в Раздолье
Дед и бабушка твои.
– Помню я про Затополье
С самых ранних детских лет:
Ты нам часто про Раздолье
Поговаривал, отец.
Тебе радость: в краю милом,
Где твоё, отец, гнездо,
Наш Иван открыл в родимом
Предприятие своё.
И дела идут на славу,
И народ к нему идёт,
И хорошую зарплату
Всем и вовремя даёт.
И в его хозяйстве строгом
Тот, кто пил, теперь не пьют:
Такие деньги за порогом
Знают, долго не найдут.
А те, кто думал по старинке
Пить, работать кое-как,
Ищут "падшие" бутылки
По помойкам в городах.
– Спасибо, сын, тебе за радость,
За сообщение твоё,
Мне эта весточка – награда,
Здоровье сердца моего.
А как же жизнь твоя сложилась?
И где ты трудишься теперь?
Живёшь ты так, как мне не снилось
В лесной глуши до этих дней.
– Строитель я, судья мой строгий.
Когда разрушили страну,
Возник вопрос, как и для многих,
Как не уйти с семьёй ко дну.
Когда могучий зверь сдыхает,
На пир кровавый – на пирог
Спешат шакалы, волчьи стаи,
Чтоб отхватить себе кусок.
Так и Союз весь расхватали,
Тащили хамы, как могли,
Убийством даже не гнушались,
Чтоб утащить жирней куски.
Куда ж теперь девать богатства?
Не долго думали рвачи:
Настроила братва грабастая
Дома, что замки и дворцы.
Вот я и строил эти замки
С бригадою своей, отец.
Копили силы, деньги в банке,
И из бригады вырос – трест.
У нас теперь свои машины,
И свой солидный капитал;
Дома мы строим, магазины,
Каких ты в жизни не видал.
Был бригадир я, стал – директор;
Кручусь, как белка в колесе.
И от того живу я крепко,
Как и видится тебе.
– И как же, сын, тебя не мутит,
Что строишь для ворья дворцы?
Тебя же совесть мучить будет
За все старания твои!
– Тошнит, отец, но коли выбрал
Народ себе такой удел,
Пришлось забыть про слово "Стыдно!",
Чтоб оказаться не у дел.
И я с друзьями не ворую,
И платят нам за честный труд,
Сполна за деятельность такую
Налоги с нас, отец, берут.
Налог не шуточный, не малый,
И город благодарен нам:
Погашает этим самым
Долги врачам, учителям.
А сколько городу своёму
Мы создали рабочих мест!..
Ведь мы же городу родному
Даём возможность пить и есть.
И счастлив я, что помогаю
Выжить людям в наши дни,
За что нередко называют
Нас: "Благодетели" – они.
Ну что, отец, с тобою "Время"
Нам посмотреть пришла пора,
Узнать, что мир за день содеял,
И чем жила весь день страна.
– Так что, в кино идти нам, что ли?
Не поздновато ли, сынок?
Мне ж – старику шагать, тем боле –
На сон идти подходит срок.
– Не надо нам идти. И ныне,
Хоть обойди дома подряд,
Найдёшь у каждого в квартире,
Отец, ты свой кинотеатр.
Ему названье – телевизор.
Быть может, слышал ты о нём?
Вот он на наш с тобою вызов
И расскажет обо всём.
- 9 -
Сидит Пахом в уютном кресле,
Пред ним мерцающий экран,
И с изумленьем смотрит "Вести",
Перелетевших океан.
Глядит, глазам своим не верит,
Не может сказку разгадать.
Экран же цветною гаммой светит
И продолжает удивлять.
И снова боль пронзила душу,
Упала в бороду слеза –
За все утраты и за муку,
За жизнь, сокрытую в леса.
Всю ночь провёл дед у экрана
И утром говорит: "Скажи,
Сын, мне, зачем "стеклянная рама"
Срам кажет – пошлость о любви?
Любовь – она ж подарок божий!
Ведь это ж – таинство двоих!
И опошлять Её не гоже
Заморской грязью! Всех бы их!..
Зачем убийства и насилье
Из "рамы" льются, как вода?
Чтоб ими затопить Россию?!
Чтоб юные растлить сердца?!
Ваш "ящик" – адово создание!
И дьявол правит ныне им,
И наше русское сознанье
Он ядом напоил своим!
Нет, сын мой, эта "ваша сказка"
Страшнее лютого врага
Несёт беду под доброй маской!..
Сейчас бы Сталина сюда!"
– Ты прав, отец. Но дьявол правит
Не только ящиком одним:
Он Долларом народы травит,
Им души многие скупил.
А "ящик" доллару подвластен:
Из "Них" в него бежит река;
И кто-то там – у верхней власти
Закуплен "Им" наверняка.
– А что народ?
– Кричат газеты.
Да видно слабый голос их.
А "тем" – плевать на крики эти,
Ведь совесть продана у них.
Но не суди, отец, так строго,
Ведь "ящик" – чудо, согласись,
Он создан гением народа
Для нужд прекрасных и больших.
Поспи, отец. А как приеду,
Пройдём по городу с тобой,
Продолжим мы с тобой беседу
О нашей жизни не простой.
Шагают сын с отцом по улице –
По самой главной городской,
И старший городом любуется,
Для сына ставшего судьбой.
А сын старательно показывает,
Эпох промчавшихся дома,
И как отчёт даёт, рассказывает,
Что выстроил за все года.
– Дома – они же говорящие,
Хотя их речи не в словах,
Увидишь ты черты разящие
Эпох, заложенных в домах.
Полугнилые, в землю вросшие,
Из толстой вековой сосны,
То царской – курени заросшие,
И как курятники, малы.
Но есть дома тогдашней знати,
Дома купеческой среды,
В два этажа и не иначе,
Ажурной кладки кирпичи.
А вот дома советских, сталинских
Суровых с порохом времён –
Строенья длинные барачные –
На снос – давно вопрос решён.
Но в центре есть административные,
Фундаментальные дома,
И в них ходили люди смирные –
Такие были времена.
А вот дома пятиэтажные,
Похожие, как близнецы:
Хрущёв считал вопросом важным
Жильё, и строил гражданам страны.
С тех пор зовут дома "хрущёвками",
Их критикуют "мудрецы",
Но в тех годах жильё с удобствами
Для всех сходило за дворцы.
Пусть говорят про чёрно-белые
Дела у ген. секретаря,
В нём было всё же больше белого,
И память белая – дома.
А там – дома многоэтажные,
И тоже словно близнецы,
С лифтами, с лоджиями каждые,
И величавы, и стройны.
То с брежневских времён коробки:
Богаче стали времена,
Стал строек шаг уже не робким –
Оправилась от ран страна.
Но пробил час стране Советов,
И разом рухнула она,
И в часть одну шестую света
Пришли другие времена.
И новая пришла эпоха:
Вошла Россия в новый "изм",
С чем бились до скончания вздоха –
Впустили в дом капитализм.
Пришёл конец однообразью –
Иные строятся дома,
И метят в памятники каждый.
Смотри, какие чудеса!
Богатый денег не жалеет –
Не жаль, что добыто легко.
Отрада – город красивее.
А бедным стало тяжело.
Не может он себе позволить
Построить доброе жильё –
Скопить тех сумм, что оно стоит,
Не хватит жизни у него.
А вот бригад моих творенье
Сияет в солнечных лучах;
Подобные, на удивленье,
Во многих встретишь городах.
Их называют – "супермаркет"
По-русски – гигантский магазин.
Окинешь взглядом, сердце ахнет
От изобилья и витрин.
Найдёшь в нём всё, чего желаешь:
От погремушек до машин,
От овощей и русских саек
До ананасов и маслин,
Ковры, посуду, серп и молот,
Болты и бритвенный прибор,
Снасть для рыбалки, ружья, порох,
Сукно, сатин, белья набор.
Товар турецкий и китайский,
Молдавских солнечных долин;
Здесь аромат витает райский
Французских роз, шампанских вин.
Войдёшь в него и не захочешь
Вернуться к старым временам,
Дадут тебе, чего запросишь,
Лишь был бы не пустым карман.
Да вот с карманами проблема:
У большинства они пусты,
Одни – под пальмой тешат тело,
Другие – сводят чуть концы.
По супермаркету с Романом
Идёт взволнованный Пахом,
Окидывает витрины взглядом,
Вопросы сыплются ручьём.
– Сын, это сказка, или правда?
Мне снится, или наяву?
Я знаю, ты ответишь: "Правда!",
А я поверить не могу.
Откуда всё? – скажи на милость,
Втолкуй, чтоб было ясно мне.
Откуда враз всё появилось
В забытой Богом стороне?
Скажи, какая, сын мой, сила
Открыла шлюзы плотины,
И изобилие забило
Враз все торговые столы?
– Ну, если коротко – Свобода!
Запреты сняты на цену.
Торгуйте! – сказано народу –
Налог платите лишь в казну.
Товар везите и торгуйте!
Хозяином себе ты стал!
Дерзайте, пробуйте, рискуйте
И наживайте капитал!
И повезли. Кто из-за моря,
Кто с комбинатов, кто с хозяйств.
Кой кто хлебнул не мало горя,
А кто-то богатеем стал.
Открыли собственное дело
Тот, кто умён, напорист, смел:
Кто мебель делает умело,
Кто в винном деле преуспел;
Открыл пекарни и заводы
По производству нужных благ;
В селе кой-где мужик толковый
Ожил. По старому – "кулак".
– Теперь я начинаю верить,
Сынок, в сегодняшнюю явь.
Но от чего так много бедных
Жизнь недостойную влачат?
– Как говорят: "Ломать – не строить"
Союз разрушили, и все
Вдруг стали от полей и строек,
Станков не нужными стране.
Всё в частные отдали руки
За откровенные гроши
Творцы прозападной разрухи:
Заводы, шахты, рудники.
А лишних частнику не надо –
Подсокращал, поувольнял.
Оставил тех, кого лишь надо.
И ставку нищенскую дал.
Коль не согласен – до свиданья!
За проходной давно стоят,
Кто за гроши со всем стараньем
Работать до упаду рад.
А на селе ещё дряннее,
Деревня словно замерла,
Пойди на юг, езжай на север –
Везде заброшены поля.
Когда придёт туда хозяин,
Такой, как твой родной Иван,
И возрождать деревню станет,
Внеся солидный капитал?
Пока их только единицы,
А деревень – не сосчитать.
Осталось брошенным житницам
Потихоньку умирать.
Но не умрёт твоя Россия –
Есть хозяева в стране.
Окрепнет Русь, накопит силу
И будет снова на коне.
– Так как же всё же до Ивана
Добраться? Надо поспешать –
Тревога в сердце, словно рана,
Надо успокоить мать.
– Что ж, отец, тебе виднее,
Тебе перечить не хочу,
И завтра, только посветлеет,
Помчим к Ивану твоему.
- 10 -
Леса, деревни, перелески,
Озёра, рощи и луга,
Массивы дачные у речки
Огромные, как города.
Плывут за стёклами машины.
А сердце бьётся всё сильней:
Поёт отцу ландшафт равнинный
О встрече с родиной своей.
– Сын, это что за поселенье
Раскинулось вблизи реки,
Как будто все сюда деревни
Со всей округи свезены?
– Нет, то, отец, не поселенье,
То коллективные сады
И величайшее явленье
Для русской матушки земли.
Подобного не встретишь в мире.
Сказать спасибо был бы рад
Хрущёву, ведь в его активе
Для горожан подсобный сад.
Даёт немало горожанам
Клочочек маленький земли:
За труд одарит баклажаном,
Даст фрукты, радость и цветы.
Ведь это личное владенье,
И трудятся в нём от души,
А от того, на удивленье,
Щедр маленький клочок земли.
– Ты прав, сынок, своя рубаха
Всегда для тела ближе всех,
И стопроцентную зарплату
Земля положит за успех.
Сколь ей отдал, столь и получишь,
Без отчислений – всё твоё.
И от того и сад цветущий,
И сердце радостью поёт.
Шоссе – стрела, а "Лада" – птица,
Свистят лишь ветры у стекла.
– Сынок, неужто мне не снится?
Ведь это ж родина моя!
Моя река среди равнины,
А над обрывом тополя,
А за рекой, за дымкой синей
Стеной сосновые леса.
За рощей ближнею – деревня
И через реку – перевоз,
А вниз немного по теченью,
Как озеро, огромный плёс.
А за рекою – Затополье.
И за борами, где поля,
Средь рощ берёзовых – Раздолье,
Куда ведёт душа моя.
Свистят ветра, шуршат колёса,
Вот роща, а за ней видна
Деревня перед длинным плёсом,
Да вот как будто не она.
Была та маленькой, домишки
Чуть поднимались над землёй,
И солнцу улыбались крыши
Ржаной соломой золотой.
А здесь село пред ним большое,
Домов добротных к ряду ряд,
И на бугре, на чистом поле
Над храмом купола горят.
А где, качаемый волною,
Где был паромный перевоз,
Повис дугою над рекою
Широкий из бетона мост.
– Сын, видно память слабовата,
Не в этих, видимо, краях
Стояла Лаптева когда-то –
В речных деревня тополях.
– Нет, память у тебя прекрасна,
На мой вопрос скажи ответ,
Как смог хранить ты облик ясный
Родного края столько лет?
А в памяти твоей завидной
Всего один лишь недочёт:
Ведь жизнь – не камень неподвижный,
Жизнь изменяется, течёт.
И не такой была плохою
Жизнь советская у нас:
В ней было много нужных строек,
И был Народ – Энтузиаст!
И жил в стране Народ Героев,
Народ великой доброты,
Великой скромности и стоек
Пред всеми кознями беды.
Ну а село, что пред тобою,
И ныне Лаптева зовут,
Хотя с времён большого горя
Лаптей не носят, не плетут.
– Скажи, сын мой, что Церковь ныне
В стране опять разрешена?
Я помню, как их жгли, громили,
Бросали вниз колокола.
И вот увидел на пригорке
Сияющие купола,
Перекрестил себя тихонько,
Скрывая руку от тебя.
И сердце радостно забилось.
И гордости душа полна:
Святая матушка Россия,
Как феникс вышла из огня!
– Отец, ты прав, твой вывод точен,
Увидев в злате купола:
Страна, рассеяв сумрак ночи,
Права на веру обрела.
Гроза прошла, и мрак рассеян,
И торжествует разум вновь,
Над православною Россией
Колокола вещают новь!
И церковь вновь полна народом,
И православный крест над ней,
И Патриарх избран Собором
Всея России – Алексий.
– Спасибо, сын, тебе за радость:
Она мне силы придала,
Слова твои душе услада
Для лет преклонных старика.
Уж позади река Топольная
И за рекою тёмный бор,
Стрела шоссе, как птица вольная,
Рванулась на полей простор.
При виде их волной волнение
Перехлестнуло через край,
Смешалось всё в одно мгновение:
Тоска, и радость, и печаль.
– Сынок, останови машину,
Дай поклониться полю мне,
Я сердцу милую равнину
Без счёту раз видал во сне.
Пришёл Пахом в большое поле,
На нём – ковёр из лебеды
Прикрыл простор по буйной воле,
Давно не паханой земли.
И сердце сжалось вдруг от боли,
И молвил он, к земле клонясь:
– За что тебе такая доля?
Скажи мне, поле, не таясь.
Ведь ты шумело словно море
В мои лаптёжные года,
Когда скрипели на просторе
На конной тяге времена.
И что же Ты теперь забыто?
Или плоха твоя земля?
А было щедрым твоё жито
В мои далёкие года.
– Отец, не надо волноваться:
Придёт хозяин и сюда,
И будут снова красоваться,
Злым роком брошены поля.
Плывут по сторонам картины,
А сердце бьётся всё сильней –
Уж скоро встреча с младшим сыном
И милой родиной своей.
Вот впереди из синей дымки
Плывёт село из-за холма,
Внизу река, и к ней тропинки
Сбегают с берега, спеша.
А во дворах горят рябины,
Стоят под шифером дома,
Дрожат вдоль улицы осины,
Шумят листвою тополя.
А возле рощи на пригорке,
За сеткой крашеной погост,
И над рекою, словно горка,
Повис на длинных сваях мост.
– Ну вот, отец твое Раздолье!
Узнал его ты, или нет?
Ведь вдалеке ты, как в неволе,
Провёл в глуши немало лет.
– Да вроде местность мне знакома,
И на пригорке том – погост,
Но нет знакомого мне дома
Ни одного… И этот мост?
И, вроде, улица другая.
И где амбар и каланча?
Моя деревня небольшая,
По меньшей мере раза в два.
– Отец, ты снова забываешь,
Что время много утекло,
И те дома, какие знаешь,
С соломой сгнили уж давно.
На месте их народ построил
Себе добротное жильё.
А продолжает нынче строить
Их предприятие моё.
Я генеральный субподрядчик.
Есть утверждённый стройки план.
А как ты думаешь, кто заказчик?
Отец, заказчик – твой Иван!
– Вези ж меня к нему живее.
Поди, не знает и не ждёт?
– Да вон же он, от счастья млея,
С семьёю сам к тебе идёт.
Ах, хитрецы, вы сговорились,
А мне ни слова, ни гу-гу!
Не зря мне нынче сны всё снились:
С Иваном встреча на мосту.
Давно не видело селенье –
С времён "развала" – торжества.
Ему причиной – возвращенье
Пахома в отчие края.
Был стол накрыт во всю ограду,
Где жил Иван, его семья,
И шли сюда, кто были рады
Испить и пива, и винца.
Пришли и те, кто ещё помнил
Пахома с давних юных лет,
Поговорить, за рюмкой вспомнить,
Кто жив и тех, кого уж нет.
Пришёл и старый друг Платоша
С Прасковьею – его женой,
Обнялись и, зашмыгав носом,
Смочили бороды слезой.
За стол друзья уселись рядом
И после рюмочки второй
Уединились за оградой,
Присев на лавку под сосной.
– А сыновья твои что надо! –
Платон Пахому говорит.
Видать, ума у них палата,
И дело всякое горит.
Народ в селе вздохнул свободно,
Когда дела Иван твой взял:
Зарплатой одарил достойной.
Производительность поднял.
Стал строить новые квартиры,
Построил ток, склады, медпункт,
Привёз в село сельхозмашины,
Развёл гусей, индеек, кур.
Поля засеяли пшеницей
Элитных привозных сортов,
И на развод из-за границы
Привёз породистых коров.
И планы у него с масштабом:
Народ наш в клубе собирал
И говорил с таким запалом,
Ну, что те главный генерал.
Скажу, что люди ему верят,
Со всех сторон народ идёт
Работать, да хотя б заверил,
Как место будет, так возьмёт.
Сидит Пахом, от счастья млея,
Рассказы слушая дружка,
И за сынов – родное семя,
И за родимые края,
Но радость радостью, а где-то
Под самым сердцем старика
Иглою боль стремится к свету,
Покалывая из нутра.
И, наконец, пробила эту
Стену стеснения игла:
– Скажи, Платон, как по секрету,
Какая Бажина судьба?
Того, кто бегал за Анисьей,
Пытаясь у меня отнять,
Из-за кого порою мглистой
От "воронка" пришлось бежать.
– А ты спросил бы у Ивана –
В дела твои сынок вникал,
И в город прямо генералу
Он в ФСБ письмо писал.
Оттуда после приезжали
За Гришкой Бажиным орлы.
Там пару дней его держали.
Видать, неплохо потрясли:
Он после этого из дому
Дня три не выходил вообще;
Потом в амбаре за соломой
Жена нашла его в петле.
И сердце сжалось у Пахома,
И стало жалко подлеца
До слёз из глаз, из сердца – стона –
Вину за смерть душа брала.
– Возьми, Платоша, водки, пива,
Да до погоста поспешим,
Поклонимся родным могилам,
Помянем Гришку за одним.
Пошли друзья к святым могилам,
И не заметили они,
Как, чуть отставши, оба сына
Пахома вслед с цветами шли.
- 11 -
А праздник шёл, и пиво лилось,
И водка "скромненько" пилась,
И плавно над речным разливом,
Как птица песня поднялась.
И полетела от застолья,
Звеня, в заречные луга,
И было в песне той застольной
Любовь, и горечь, и тоска.
Песня:
Ночь. За окошками вьюжится, вьюжится.
Ночь. За окошками чёрная мгла.
Что тебе снится, сельская улица,
В тёмной ночи, деревенька моя?
Может дожди непрестанные, нудные,
Что на корню положили хлеба,
Может поля, что пустыни безлюдные –
Испепелённая зноем земля?
Может сыны загорелые, русые,
Что не вернула из боя война,
Может ржаные хлеба златоусые
С зыбью бегущею, словно моря?
Может Матрёны с Глафирами, с Дарьями,
В город ведущие с хлебом обоз,
Ночь у костра, в полушубках подпаленных,
В лютый сибирский трескучий мороз?
Что же теперь ты стоишь позабытая
В дальних полях за стеною лесов,
Кручена, выжата, горечью сытая,
Счёт, пополняя, бесхозных дворов?
Ночь. За окошками вьюжится, вьюжится.
Ночь. За окошками чёрная мгла,
В сердце моём никогда не забудется,
В сердце моём деревенька моя.
Стихла песня, улетая,
А вслед запела вдруг гармонь,
И девица молодая
В пляс пустилась, как огонь.
Круг прошла, остановилась
Перед троицей парней,
Низко в пояс поклонилась,
Призывая в пляс за ней.
И, откинувшись красиво,
Руки-крылья развела,
Под гармонь речитативом
Звонко песню завела:
– Что стоишь, милёнок, хмурым,
Что ты, Коля, затужил?
Или ты на перекуре,
Иль другую полюбил?
Загордился красотою?..
И мы тоже хороши,
Я с другими, милый Коля,
Натанцуюсь от души.
И пошла она по кругу,
Увлекая за собой,
Закружила всех, как вьюгу
Крутит ветер озорной.
А гармонь басит лихая,
То поёт на все лады,
Только кнопочки сверкают –
Перламутра светлячки.
Не сдержался парень, вышел,
Руки, уперев в бока.
– Мне такие речи слышать
Не пристало от тебя.
Отойди, краса, налево,
А направо встану я,
Отмочу, привычно дело,
Удалого трепака.
Гармонист, видать, бывалый
Крутит "хромку" так и сяк,
Бьёт коленца парень бравый
На высоких скоростях.
А дивчина – чёрны очи
Кружится вокруг него
И в лицо ему хохочет:
– Ну, посмотрим, кто кого!
Подхватил плясун подругу,
И к груди своей прижал,
И дивчину в алы губы
С пылкой страстью целовал.
Смотрит дед Пахом на пляску,
Громче хлопать норовит.
– Отгадай, Иван, загадку!
Сам же дать ответ спешит:
– Где живёт под небесами
Наша русская душа?
Не в Москве и не в Рязани,
А в деревне у тебя!
В деревнях по всей России,
Где стыдятся белых рук,
Там души хранятся силы,
Русский норов, русский дух!
Солнце за боры скатилось,
Чей-то голос далеко,
Затихает до рассвета
Погулявшее село.
Убран двор, в просторной хате
Дед Пахом среди родни
За застольем, лишь дед с кровати –
Разговор ведут они
О житье в родимом доме
Посреди глухой тайги,
О Великом Переломе
В жизни нынешней страны.
Тут Пахом как будто вспомнил
Про жену и путь большой,
Говорит: "Мечту исполнил,
И теперь пора домой.
Помогите, мои дети,
Возвратиться к маме в дом –
Трудно ей одной на свете
В том краю лесном глухом".
– Нет, отец, – Роман ответил –
Не отпустим мы тебя.
А за маму мы в ответе:
Привезём её сюда.
С Ваней мы обговорили,
Как, на чём, когда, кому,
Уж команду снарядили
За женой твоей в тайгу.
Надо нам решить с тобою:
Жить где будешь? Выбирай.
Или в городе со мною,
Или – Затопольный край.
– Мне, друзья, представьте слово,
Встал из-за стола Платон,
Опыт я имею вдоволь
О жилище городском.
В городе прожил не мало,
И не много – восемь лет,
Потому имею право
Дать на ваш вопрос ответ:
Выбирай, Пахом, деревню –
Говорит ему Платон –
Ведь в село и её землю
Сердцем с детства ты влюблён.
В городе житьё тоскливо,
И вокруг тебя беда:
То в коллектор грязь набило,
То отключена вода,
То тепла нет, то нет газа,
Где-то лопнула труба,
То на пол из унитаза
Льёт ужасная вода.
За окном шумят машины,
День и ночь, пуская газ,
Смог летает серо-синий,
Хоть носи противогаз.
Нечем в жар дышать в квартире,
И окно нельзя открыть.
А откроешь, словно иней
Пыль на вещи налетит.
И рукам, ногам нет дела –
Сел на лавку и сиди,
Не размяв родного тела,
Мульти-пультики смотри.
А помрёшь, то на кулички
Увезут тебя в гробу,
И придут к тебе детишки
Только раз всего в году.
А деревня – это ж чудо:
Воздух чист и холодна
Из колодца, из-под спуда
Родниковая вода.
Нет и шума, нет и газа,
Смог не вьётся над тобой,
Не польёт из унитаза
Сток с ужасною водой.
Газа нет, затопим печку,
Напечём себе блинов,
Дров в запасе у крылечка
Аж на два с лихвой годков.
А чуть свет, тебя разбудит
Голосистый петушок,
Его песня тебе будет
Словно песни соловьёв.
Встанешь, выведешь корову,
Коз, овечек пастуху;
Я ж, Пахом, тебе обнову
Для показа занесу.
Посидим, пообсуждаем
С тобою новости страны,
И кого-то поругаем
За ошибки и грехи.
Будет всё тебе под боком:
Лес, рыбалка, огород,
И сыночки недалёко –
Видеть будешь каждый год.
Ну, а главное в ответе,
Скажу, Хома, не кривя,
Где ж ещё найдёшь на свете
Друга преданней, чем я?!
– Что есть правда, то уж правда:
Друга ближе не найду.
И житьё в Раздолье – правда:
Ближе сердцу моему.
– Ну, спасибо, друг сердечный!
Верил, Хома, в выбор твой,
Не беда, что висит вечно
Над деревнею рок злой.
У Руси в деревне корни,
Если корни подрывать,
Русь, как дуб, Крылова вспомни,
Тоже будет погибать.
Пусть какой-то Чирли-Мырли
Нас на вышку променял.
Жизнь его в сторонку швырнет,
Чтоб деревне не мешал.
И деревня не погибнет,
Будет нашу Русь питать,
Как кормилица отчизны,
Как Руси родная мать!
Эпилог.
Промчался год.
На новом месте
Пахом с Анисьею своей
Живут и радуются вместе
Судьбе любимых сыновей.
Живут за стенкой у Ивана
И не мешают никому,
Ведут хозяйство: утром рано
Скотину гонят к пастуху,
Накормят птицу, поросёнка,
А после – так заведено,
На завтрак молодым под плёнкой
Несут парное молоко.
Детишки в них души не чают,
(Из городов отцы везут),
Уж лето целое с дедами
В любви и радости живут.
И друг Платон не забывает,
Хоть будет снег, иль дождик лить,
Раз семь в неделю забегает,
Чтоб день прошедший обсудить:
Событий острые моменты
В местах, где снова кровь лилась,
И молодого президента,
С "земли" взлетевшего во власть.
Живут Пахом с женой любимой
И не нарадуется с ней –
Сердца, как будто обновило
Им небо родины своей. |
Проба пера