№20 Галина ЗЕЛЕНКИНА (Россия, Кодинск) Поэтическая страница...

Галина  Зеленкина родилась 11 июля 1947 года в городе Бресте Беларусь. С 1960 года проживает в Сибири (до 1984 года в городе  Братске  Иркутской области, а с 1984 года и поныне в городе  Кодинске  Красноярского края). Окончила энергетический факультет Иркутского политехнического института в 1971 году. Специальность – инженер-электрик. Работала проектировщиком в Группе Рабочего Проектирования на строительстве Братской, Усть-Илимской и Богучанской ГЭС. С 1997 года занимается писательским трудом. Автор романов «Убийца неподсуден» (изд-во «Кларетианум» г. Красноярск) и «Звездочет» (изд-во «Буква» г.Красноярск), а также нескольких  сборников стихов.

Заглавная роль

Я на сцене стою, в зале зрителей нет,

Луч прожектора вычертил круг.

Прочитать я хотела Шекспира сонет,

Но листок с текстом выпал из рук.

Не сказал режиссер, как играется роль,

А сама я сыграть не могу.

Роль, что все называют по имени Боль,

Не играется в тесном кругу.

Что же делать? Какие приёмы найти,

Чтоб поверил в меня режиссёр?

Может быть, за кулисы со сцены уйти,

Погасив лицедейства костёр?

Кто поможет сыграть мне заглавную роль?

Озарение – гения друг.

Я закрыла глаза, ощутив в сердце боль,

И упала в начертанный круг.

«Браво! Браво!» – из зала кричал режиссёр,

Мне его похвала не нужна.

Догорает в душе лицедейства костёр,

Умираю… Какого ж рожна?

Я сыграла сегодня заглавную роль.

Честь имею! Пора! Ухожу…

Невозможно без боли играть чью-то боль,

Потому, то горю, то дрожу.

Журавлиная синица

Не могу я не влюбиться
в красоту родного края,
что ночами часто снится,
время сна, не выбирая.

Снятся в пурпуре осины
и берёзовые рощи.
Снится, как костер рябины
на ветру дожди полощут.

Снятся домик на угоре

и ромашковое поле,

где гуляют на просторе

воля вольная с неволей.

Снятся радуг семицветье

на воздушных крыльях ветра

и восторгов междометья

от любви большой и светлой.

А ещё мне небо снится
в голубом платке из ситца,
где летают сны и птица –
журавлиная синица.

Свидание с Падуном

(Братск)

Я снова в городе родном…

Брожу по улицам знакомым.

Вот палисад, вот отчий дом…

Слова застряли в горле комом ─

не выплюнуть, не проглотить.

Дом тот же, но жильцы другие.

Кто мне поможет оживить

воспоминанья дорогие?

С кем мне по улицам бродить?

«Иных уж нет, а те далече».

Из лабиринта мыслей нить

ведёт в часовню. Ставлю свечи

за здравие твоё, Падун,

и всех людей, в тебе живущих.

Подобно надписи из рун

их подвиг для  веков грядущих

в бетон впечатан  на века.

Надеюсь, что у тех, кто властен,

не поднимается  рука  ─

списать в расход всех, кто причастен

к рожденью города и  ГЭС.

Странные мысли

В полнолуние странные мысли

навещают извилистый мозг,

и слова, уличенные в смысле,

обжигают рассудок. И лоск

вмиг слетает с искусственной сути.

Дар прозренья  в тисках слепоты,

как пульсация жизни в минуте,

как луч света во тьме  суеты.

В полнолуние звёздные  люди,

ясно  мыслящие существа,

гениальность прозреньем разбудят,

чтоб увидеть, как без вещества,

наступая душою на нервы,

на воздушных ладонях небес

вдохновением пишут шедевры

вперемежку: то ангел, то бес.

Где та черта?

Где та черта, переступив которую

вдруг понимаешь, что возврата нет

в тот дом, где за окном с зеленой

……………………………..шторою

оплывшая свеча роняет свет

на  низкий  потолок  и  стол

……………………….. с тетрадкою,

простроченной и вдоль, и поперёк

поэтом, что стихи писал украдкою

о женщине, чьи чувства не сберёг?

Где та черта, переступив которую

вдруг понимаешь, что в кроссворде лет,

составленном судьбой на руку скорую,

уже не виден прошлой жизни  след

на клетках виртуального небЫтия

иль, правильно сказать, небытиЯ?

Разводы душ – не главное событие

в той жизни, где любили Ты и Я.

Неоконченный романс

Не смоет дождь с души обиды,

лишь только смоет тень с лица.

Тот, на кого имела виды,

давно отъехал от крыльца

по не придуманной дороге

в непредсказуемую даль.

И дом, уставший от тревоги,

завесил ставнями печаль.

Дверь, что кривым крестом забита,

уже, как прежде, не ворчит

на то, что старое корыто

заплатой ржавой портит вид.

И крыша вниз ползет с оглядкой

на покосившийся конёк,

и дранку, как слезу, украдкой

роняет в ветреный денёк.

Вид одиночества усталый,

за развалившимся плетнём

растут лопух с сиренью старой,

что белым вспыхнула огнём.

Не смоет дождь с души обиды,

лишь только смоет тень с лица.

Тот, на кого имела виды,

давно отъехал от крыльца.

Всё прекрасно в мире

Ах, какие в небе звезды и луна!

По реке гуляют ветер и волна,

в изумрудах ели, в радугах цветы,

всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты.

Забинтую душу нежностью и пусть

в гости к ней не ходят ни тоска, ни грусть.

Солнечная радость и веселый смех

пусть заходят в дом мой, что открыт для всех.

Доброта и счастье льются в нём рекой,

тот, кто пить захочет, зачерпнёт рукой

и умоет  душу, и попьёт добра.

Слов душевных горсти, вместо серебра,

подарю я гостю, провожая в путь,

может быть, и  вспомнит обо мне чуть-чуть.

Мир от зла спасает наша доброта,

без неё планета стала бы не та.

Ах, какие в небе звезды и луна!

Луг, тайгу и горы вижу из окна,

в изумрудах ели, в радугах цветы,

всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты

Позволь мне

Позволь мне прикоснуться к тишине 

родных полей, встречающих рассвет,        

багульниковым  цветом в вышине

курсивом,  оставляя  лёгкий след.

Позволь мне прикоснуться к высоте

родных небес и мхом поросших гор,

что гимн поют добру и красоте

уродливому злу наперекор.

Позволь мне прикоснуться к чистоте

таежных рек и родниковых вод,

чтоб на высокой  пульса частоте

прочесть свой генетический кроссворд.

Позволь мне прикоснуться к глубине

тех мудрых мыслей, что живут  века.

У слов, рожденных в дальней старине,

надежда силой  разума крепка.

Позволь мне прикоснуться к свету дня

и к радуге, придуманной дождём,

чтоб истины блаженство для меня

всё ощутимей стало с каждым днём.

Позволь мне, я прошу, Господь, позволь….

Поговори со мной, душа

Поговори со мной, душа,   

о том, как в жизнь чужую,

любовь по каплям, не спеша,

течет, и  как держу я

в ладонях капельки любви.

Поговори, поговори!

Поговори со мной, душа,  

о том, как ночью лунной

я в небо, глядя, чуть дыша,

концерт играю струнный

в объятьях ветра до зари.

Поговори, поговори!

Поговори со мной, душа,   

и укажи дорогу

ту, что ведёт из шалаша

в храм православный к Богу.

Молитвой двери отвори

и разум с сердцем помири.

Поговори, поговори! 

Поговори, поговори! 

Иллюзии

Я из слов, что благодать несут,

для души создам нетленный храм,

чтобы из него на Божий суд

вынесли  меня вперед стихами,

штопая прощеными грехами

раны сердца от любовных травм.

Я из строк, что мысли режут в кровь,

выложу по памяти сонет,

чтоб из пепла чувств воскресла вновь

та любовь, что грезит чудесами

теми, что придумываем сами,

выйдя в свет из тени прошлых  лет.

Я из рифм, что не штампуют явь,

вновь пишу для времени витраж,

чтобы по реке забвенья вплавь

мне добраться до земного рая,

где я буду жить, мечту карая

гневом и презреньем за кураж.                                    

Я из слов, строк, рифм

                          черкну, как штрих, 

с болью в сердце выстраданный стих.

Запахи детства

Никуда от памяти не деться,

из рассвета в сумерки упав,

ощущаю нежный запах детства

сладковатым вкусом на губах.

Я хочу лицом припасть к ладоням

добрых рук, что пахнут молоком.

Запах мамы,  словно плач гармони,

ясный свет и в горле слёзный ком.

Я уже годами старше мамы,

и живу, как шрам, в душе  храня,

горький  запах срочной телеграммы,

сиротою сделавшей меня.

Праздник детства

Праздник детства апельсиновый,

дождь на веточке еловой,

свет от лампы керосиновой,

на столе  пакет с обновой.

Сшила мама дочке платьице

из своей нарядной блузки.

Боль слезами в память катится,

на дороге, ставшей узкой,

не присесть и не покаяться

в Новый год послевоенный.

Книга памяти листается

до страницы сокровенной.

«Ах,  какая ты пригожая,

как царевишна, из сказки!

На отца очень похожая –

тот же ротик, те же глазки».

«Мама,  где же твоя кофточка?»

Слёзы на глазах у дочки.

«Не закрыта была форточка,

ветер блузку взял для ночки.

Видишь, звёзды стали яркими,

их луна нарядом дразнит.

Это ноченька подарками

одарила небо в праздник.

Не печалься, дочка милая,

обойдусь я без наряда,

лишь бы ты была счастливою.

вот и будет мне награда».

Платьице из блузки маминой      

иногда ночами снится,

снюсь сама себе в панаме я

со слезами на ресницах.

Сны о прошлом стали яркими,

никуда от них не деться.

Магазинными подарками

не откупишься от детства.

Боязнь тишины

Постоянно боюсь тишины,

говорю и шепчу неустанно

те слова, что давно лишены

нежных звуков, 

                   поэтому странно

повторять их себе невпопад.

Шелест  звуков то громче,

                                   то тише,

и в душе то эмоций каскад,

то затишье даровано свыше.

Тишина обостряет мой слух,

вот звенит колокольчик ленивый,

и я слышу в себе сердца стук,

стук то медленный,

                        то торопливый.

Потому и боюсь тишины,

что могу не услышать в ней стука,

не пришедшего сердца с войны,

что зовётся с любовью разлука.

Три возраста

Междометья в ночи!

              Чей-то плач, чей-то сон

на себя примут люлька,

                      конверт  и  коляска,

что зовутся постелью.

                         Там жизни бутон

превращают в цветок

                      песня мамы и ласка.

Междометья в ночи!

                 Чей-то радостный визг,

чью-то страсть и любовь

                     на себя примет ложе,

что зовется постелью.

                        Там тоже есть риск,

стать на вечность мудрей

                   и на вечность моложе.

Междометья в ночи!

                        Чья-то смята душа,

чью-то тайну и боль

                     на себя примет плаха,

что зовется постелью.

                         Там сердце, дрожа,

бьётся в клетке грудной,

                          замирая от страха,

что вот-вот остановится время …       

Казалось бы

Казалось бы, привычные слова,

но каждый раз читаются иначе.

Казалось бы, стара, а не нова

курсива вязь, а  ритмика,

……… ……………….тем паче.

Казалось бы, знакома я давно

с чечёткой ямба, а  хорея нечет

смакую, как хорошее вино,

не глядя,  как анапест слоги мечет.

Казалось бы, и с дактилем порой

на дружеской ноге веду беседу,

и друга амфибрахия игрой

увлечь могу, готовя стол к обеду.

Казалось бы, и с Музою дружу,

и на Пегасе иногда летаю.

Так отчего ж на картах ворожу,

чтоб не казалось то, о чем мечтаю?

Я живу из себя

Я живу из себя
среди строчек и строк,
Каждый день
то слепая, то зрячая.
И судьбу теребя,
приближает мой срок
то холодная ночь, то горячая.

Я живу из себя,
как родник из земли,
Пробиваясь сквозь
ложь и злословие.
Об утратах скорбя,
ради вечной любви,
Я о жизни пишу
послесловие.

О мгновениях и мигах

Проснулась  грешной

                      и святой,

сон  наяву переживая.

Окно пугает пустотой,

и тишина как неживая.

Часы остановили ход,

стремится тьма

                со светом слиться.

От сна в реальность  переход

всего одно мгновенье длится.

В мгновенье  алую зарю

поглотит  облачная млечность,

и я кому-то подарю

свой миг любви длиною

                            в вечность.

Уставшие струны гитары

Михаилу Яроховичу

И трогали руки
уставшие струны гитары,
и падали звуки,
случайно взлетевшие ввысь,
тем звукам внимая,
шумели в ответ тротуары,
судьбу обгоняя,
бежала по ним чья-то жизнь.

Наивное племя
играет симфонию страсти,
и ветер гуляет,
и шепчет о чем-то трава.
Судьба делит время
и жизнь на неравные части,
и я говорю ей
о том, что она не права.
       
И я говорю ей
о том, что по совести надо
и радость, и горе
делить меж людьми пополам.
Она отвечает,
что жизнь – это тоже награда,
и цены на жизнь
назначать доверяют не нам.  

О даре

Два ангела – белый и черный

спустились на землю с небес.

Один Добротой нареченный,

другой был по имени Бес. 

Но оба меня полюбили,

и душу деля пополам,

дарили стихи в изобилье,

где были и перлы, и хлам.

И в этом их разноголосье

жемчужины строк неглиже –

не те, что на шее мы носим,

а те, что мы носим в душе.

Но сердце терзает тревога,

и видится со стороны –

что мало жемчужин от Бога

во множестве от Сатаны.

Песня о правде

Как свеча на ветру,
    вдруг замечется сердце в испуге
От пришедших некстати
       в мой дом неприятных вестей,
И огонь моей жизни
       запляшет в оранжевом круге,
А судьба ухмыльнется,
       завидев незваных гостей.

Не злорадствуй, судьба!
       Мои гости так скромно одеты.
А одна даже голой
       погреться зашла у огня.
Звали Правдой ее те,
       в ком совестью души задеты.
Те ж, в ком совести нет,
       оскорбляли ее и меня.

Что поделаешь, многим
       та Правда не лицеприятна,
И порою ее изгоняют,
                        потворствуя лжи.
Но уходит она
       и становится сразу понятно,
Что нельзя без нее
       в непридуманном мире прожить.

Отзвенело лето комарами

Отзвенело лето комарами.

Журавлями откурлычет осень

и укроет спящий лес коврами

из листвы берез и игл сосен.

Оголятся тонкие березы,

задрожат стыдливые осины

и польются ледяные слезы

из кудрявых туч, что возят зимы.

Но пока на сердце бабье лето,

я молюсь невидимому магу.

И слова из солнечного света

так легко ложатся на бумагу.

Последняя нота    

Последняя нота осеннего  вальса

Упала на землю пожухлым листом,

Ноябрь слова  городского романса

Зиме подарил в старом парке пустом.

Там в темных аллеях не прячутся тени,

На клумбах не видно следов от цветов.

Там вялые мысли под парусом лени

Плывут в подсознанье,  как в вотчину  слов.

Последняя нота – капризная дама,

Последнею точкой стоит в резюме.

И снежная туча строчит телеграмму,

А в ней говорится: – Готовьтесь к зиме!

Кто на обочине, кто на краю

Так и жила, как в строке междометье…

На переходе в другое столетье

душу неверием просквозило,

сердце любовью не занозила.

Правду и ложь поменяла местами,

жизненный путь, отмечая крестами,

где и когда их пришлось в жизни несть,

переступая чрез зависть и лесть.

Стоя у храма любви на пороге,

я оглянулась – кресты вдоль дороги,

словно солдаты, застыли в строю

кто на обочине, кто на краю…

Душа виновна в том…

Душа распята на кресте из слов

за то, что перед миром обнажалась.

Был приговор у критиков суров –

виновна в том, что вызывает жалость.

Виновна в том, что каждая строка

чеканит слоги  временем на марше

и в том, что слов пустых, наверняка,

нельзя найти в её словесном фарше.

Душа виновна  в том, что иногда

строка стиха впивается, как жало,

в сердца, в умы, в минуты и года,

и кровью плачет с острия кинжала.

Я вас прощаю

Живу, а сердце обесточено

и доступ к радости закрыт.

Дорога жизни укорочена

на десять вёрст чужих обид.

Я вас прощаю, люди добрые,

зло держит тот, кто

                            духом  слаб.

Ведь, на Земле,

              все жизни пробные:

вчера – хозяин, завтра – раб.

В обнимку с тенью

Сижу в тревожной тишине

в обнимку с тенью на стене,

и ткёт узор простой  луна

сквозь шторы узкого окна.

Тоской пропитывает дом

любви обманутой синдром,

и с тенью на стене союз

надежней всех известных уз.

Дом от усталости затих,

лишь тень, обнявшая двоих,

от одиночества ко мне

ползет, как муха, по стене.

Ты не сыпь      

Ты не сыпь в чашу с медом

                                      соль

и на сердце тоску не

                                        лей.

Я давно уже не  Ас-

                                       соль,

да и ты, милый друг,  не

                                      Грей.

От любви, что досталась

                                       нам,

на душе и на сердце

                                       след.

Позолотою манит

                                       храм

в истечение зим и

                                         лет.  

Истечение лет и

                                      зим –

круговерти вселенской

                                    блажь.

Не скрывает морщины

                                        грим

хоть в три слоя его   на-

                                        мажь.

О цене

Молчанья золото и слова серебро

мне не дороже перламутра  рос.

Тому, кто от души творит добро,

противен о цене его вопрос.

Разные мысли

Барабана дробь,

саксофона визг,

то болота топь,

то крысиный писк.

Не спускайтесь вверх,

поднимаясь вниз,

Не вводите в грех

ни людей, ни крыс.

Без препятствий бег,

как по маслу нож,

шагом через век,

рысью через ложь.

Где ни взять, ни дать,

попадают в плен

к мыслям, коих рать

на войне, где крен

вдруг кораблик дал

и пошел ко дну.

И беднее стал

мир на мысль  одну

Судьбы нежданный гость

Как капли крови, на ладони

лежит рябины красной гроздь,

её  в прокуренном вагоне

нашел судьбы нежданный гость.

Ко мне приехал он под вечер,

когда закат ещё алел,

и мерзли маленькие свечи,

пока огонь их не согрел.

Гость протянул мне гроздь рябины,

дрожь пробежала по спине –

ушедшей юности картины 

рисует осень  на стене

Осенний этюд

Лист рябины упал,

как погон на плечо,

это звание грусти

присвоила осень

лишь за то, что любила

свой край горячо

без оглядки на годы

в объятиях вёсен.

Между туч бытия

нарисуется вдруг

алый парус любви

на старинном корвете.

Это солнечный луч

сквозь печали разлук

пишет адрес весны

на зеленом конверте.

Двенадцать

Двенадцать осеней мне  дарит муза,

двенадцать лет взаймы даёт судьба,

двенадцать зим на сердце, как обуза,

двенадцать вёсен, как любви раба,

живут в душе без скорби и печали.

Когда ж наступит расставанья день,

конец пути отыщется в начале,

и навсегда уйдет, оставив тень

на сердце, на душе и в подсознанье,

талант, не получивший

                               грант признанья. 

Не для того, чтоб прикоснуться к нимбу,

а для прозренья сердца и ума,

двенадцать лет судьба несёт к Олимпу,

двенадцать зим несу туда  сама.  

Не страх, а крах        

(разрозненные мысли)

Не страх, не боль, не смех,

а крах, юдоль и грех.

Стучать, кричать, не сметь,

венчать, молчать, как смерть.

Слова остры, как нож,

молва, костры  и  ложь.

Придёшь, уйдёшь? 

                              Ну, что ж....

Рот залепила глина…

На платье неба брошь

из желтого цитрина.

Любовь хоронит ночь,

и мне ей не помочь …

Волчья песня

Волчью песню пою

под оркестр захмелевшего ветра,

шаль из лунного света

              на плечи мои улеглась.

У судьбы на краю,

где свободного места полметра,

за макушкою лета

я теряю над чувствами  власть.

Волчью песню пою,

дождь чечетку танцует на крыше,

поцелуем дождя

                утоляется жажда любви.

Небеса я молю,

может быть, меня ангел услышит

и даст крылья взлететь,

             чтоб увидеть рожденье зари.

Волчью песнь допою,

солнца луч окровавил полнеба,

на всплакнувшей траве

         перламутр белых рос поутру

из ладоней попью

           и  кусочком духовного хлеба

голод чувств утолю

                     и случайные слёзы утру.

Лирическое геометрическое

Подскажите мне формулу слез, 

чтоб решить уравнение грусти. 

Среди белых и черных полос

места нет для пунктира

                               сочувствий.

Докажу теорему тоски,

обратив все сомнения в шутки.

Бесконечность мне дарит пески,

а спираль – то века, то минутки.

Напишу аксиому разлук,

усмирив треугольники страсти,

и разделится дружеский круг

на неравные доли и части.

Хорда в паре с дугою, как лук,

вектор времени служит стрелою.

Выстрел… Промах… Взрывается

                                             слух       

от эмоций, пронзённых иглою.

Посоветуйте

Синеглазое детство,

                    кареглазая юность,

сероглазая зрелость

                           поселились во мне.

Посоветуйте средство

                усмирить сердца буйность,

чтобы мне не хотелось

побежать по волне

в семицветные дали,

                           где в заоблачной выси

на воздушной подушке

строит замок мечта.

Чтоб в объятьях печали

не заплакали мысли,

выпью радость из кружки,

что плеснёт доброта.

Посоветуйте средство

                       усмирить сердца буйность,

синеглазое детство,

кареглазая юность…

Парадокс

То люблю, то ненавижу

оцинкованные крыши.

Ту, что выше и поближе,

оттолкнув в сердцах ногой,

вниз лечу, раскинув руки,

словно крылья, и не вижу

сколько метров до мокрухи                            

от бордюра мостовой.

Еле теплится надежда,

вдруг останусь я живой.

Кровью смочена одежда,

мозг расстался с головой.

И стою я над собою ―

в прежней жизни бывшей Я,

никого,  не беспокоя

парадоксом бытия.

На круги своя

Я осталась такой же, как прежде,

просто время умеет шутить.

В лабиринтах судьбы у надежды

обрывается тонкая нить.

Поседев от февральских метелей,

постарев от уколов дождя,

и устав от душевных капелей,

возвращаюсь на круги своя.

Дверь открыла ключом не без стука,

тишина в старом доме моём.

В паутине тоску гложет скука,

опаленная белым огнём.

На душе, как и в доме, разруха.

Сквозь крыльцо прорастает лопух,

и поёт ветер песню без слуха,

обостряя мой внутренний слух,

что остался таким же, как прежде,

просто время умеет шутить.

И, вверяясь последней надежде,

я узлом завяжу жизни  нить.

Мне бы песню спеть

Мне бы песню спеть, да нет голоса,

станцевать бы вальс, да нет  ног.

Поле жизни есть, да нет колоса,

мне б стихи родить, да нет строк.

Обезножена,  онемевшая,

приговор у судьбы жесток.

И болит душа, не сумевшая

жизнь отбыть, как условный срок.

Никому ничего

Никому ничего  не должна,

заплатила сполна по счетам.

Не ходите, какого ж рожна,

словно тень, вы за мной по пятам?

Никого ни о чем не прошу,

всё себе добываю сама.

Так зачем же печаль по грошу

предлагает подруга зима?

Не хочу покупать грусть-тоску,

и без них волком воет душа.

Пробежаться бы мне по песку,

что лежит на брегах Иртыша.

Мне б напиться воды ключевой

и в духмяной траве полежать,

а не слушать души своей вой,

от которого впору сбежать.

Осенняя песня

Дождь осенний сладкой ленью

напоил родную землю, 

ветер колыбельную спел,

и укрыл листвой опавшей

все тропинки в роще нашей,

где костёр рябины горел.

Листья желтые берёзы

на ветвях дрожат, как слёзы,

лето уходящее жаль.

А осина красит листья,

не скупясь, кровавой кистью,

и паук ткёт тонкую шаль.

На холсте из  капель света 

пишет осень бабье лето,

доставая краски с небес.

Тот портрет на вернисаже

у природы лучше даже

всех известных в мире чудес.

Я хочу обвенчаться с тобой

Я хочу обвенчаться с тобой,

сероглазым любимцем Фортуны.

Песнь любви нам напишет прибой,

а исполнят песчаные струны.

Я хочу обвенчаться с тобой

и твоими счастливыми днями

под луной и Полярной звездой

у скалы, что стеной между нами.

Я хочу обвенчаться с тобой

в платье, сшитом из солнечных радуг,

ведь под осени рыжей фатой

поцелуй счастья горек и сладок.

Я хочу, чтоб надежды причал

не разрушила мудростью фраза:

«Коль Господь вас навек развенчал,

то судьба не венчает два раза».

Пусть вернётся

Я стою на мосту горбатом

средь немыслимой тишины,

как и мать стояла когда-то,

ожидая отца с войны.

То ли тропочка стала уже

между памятью лет и мной,

ожидаю со службы мужа,

вдруг однажды придёт домой.

Помоги мне, Господь, по дружбе,

чтоб вернулся мой муж живым.

На войне и военной службе

смерть не ходит путем кривым.

Не в свинцовом гробу треклятом,

обрекающем на нужду,

а как мой отец в сорок пятом.

Пусть вернется мой муж. Я жду…

Моему критику

Рот заткнуть вам смогу я едва ли

добрым чувством и слов простотой.

Эх, пожить бы вам на перевале,

там, где воздух пьянит чистотой.

Вы б увидели, как плачут травы,

где  расту  я  из недр  естества,

Может быть,

       вы, мой критик, и  правы,

что такого там нет вещества.

Только нет ведь инструкции точной,

как себя из себя мне  растить,

если вдруг оказалась непрочной

в лабиринте поэзии нить.

Потому, что …

А на поле бурьян сплошь

потому, что пахать лень.

И вольготно живет ложь,

правду жизни, убрав в тень.

Повсеместно  царит лесть,

и не давит обид груз

потому, что, убив честь,

забывают любви вкус. 

Потому, что, когда ночь

закрывает собой свет,

то все мысли бегут прочь,          

не одну череду лет.

У костра

Сидим  мы у костра,  два пилигрима,

язык остер, где память лет остра.

Слова, слетая с губ, ложатся зримо

на тонкий шелк небесного шатра.

В них главное не рифмы и не слоги,

не ровных строк причудливая вязь.

Дыхание любви  нам дарят  боги

и с душами налаживают связь.

Не видя звёзд мерцающих вдали

Не видя звёзд мерцающих вдали,

в твою любовь упала, словно в бездну,

не думая о том, что вдруг исчезну

из памяти несбывшейся любви.

Отнять душою выстраданный рай

не сможет архитектор мирозданья.

Властитель дум, не погаси сознанья,

дай силы ухватить судьбу за край.

Не видя звёзд мерцающих вдали,

дарю любовь, опережая время,

и, как  цветок, не бросив в землю семя,

увяну раньше времени  в пыли.

Не видя звёзд мерцающих вдали …

Любимому поэту

Мы с тобою, между прочим,

хорошо живём вдвоём –

ты меня воруешь ночью,

я тебя ворую днём.

Я  – твоя ночная Муза,

ты – талантливый поэт.

Крепче нашего союза

ничего на свете нет.

Шла я в платье из черного крепа 

Шла я в платье из черного крепа,

опрокинув на голову небо.

Выходя из себя, как из склепа,

в житие шла по имени Небыль.

Две любви, как погоны на плечи,

обронила судьба на подмогу.

В небе звёзды горели, как свечи,

освещая в храм Божий дорогу.

Шла я в платье из черного крепа,

по российскому шла бездорожью.

Шла и думала: как же нелепо

погасила судьба искру Божью.

Нарисуйте мне

Нарисуйте мне мир, живописцы эпохи,

на палитре смешав мирозданья цвета,

нарисуйте мечту, ваши кисти не плохи,

просто нас ослепляет  порой суета.

Нарисуйте мне дом, где живёт моя юность,

нарисуйте тенистость кленовых  аллей,

нарисуйте любовь, что теряет разумность,

когда пьёт из источника счастья елей.

Нарисуйте мне жизнь, чтоб душа захотела,

полетав в облаках, возвратиться назад

и на время, зайдя в неприглядное тело,

светом жизни наполнить погашенный взгляд.

Нарисуйте мне жизнь…

Показалось

Показалось, что небо упало на плечи

и душа содрогнулась от тяжести той.

Черный парус разлуки от нас  недалече

ветер гонит к причалу на долгий постой.

Голова запрокинулась… В небо губами

я впиваюсь от жажды желания жить

и короткими строчками меж облаками

всё пытаюсь дыру из озона зашить.

Показалось, что мне уготована участь

быть распятою музой на черном кресте,

но спасают меня доброта и живучесть

умных мыслей и чувств на бумажном листе.

Показалось, иль нет? Разве в этом проблема?

Ясно видеть, не всем от природы дано.

Честно жить, иль не жить –

                                     вот такая дилемма,

перед нею стоят ум и совесть  давно.

Каждый день

Я каждый день, как день последний,

живу у смерти под  прицелом,

не в частности живу, а в целом,

и, перейдя рубеж столетний,

пишу, как Нестор, между делом,

своё послание потомкам.

Своим деянием несмелым

я шанс даю любви обломкам

соединиться воедино

и осязаемо, и зримо.

Ничья

Пряжей лунных ночей

ткёт судьба к счастью путь,

светом звёздных свечей,

не давая уснуть.

Упаду на бегу,

путь тернистый кляня,

я сама не смогу

встать под выстрел огня.

Оглянулась вокруг –

звёзды плачут в тиши,

ни друзей, ни подруг,

ни знакомой души.

Пряжей лунных ночей

не соткать к счастью путь,

я – ничья, ты – ничей,

проживём как-нибудь.

Мечты последняя гастроль

Сыграв решающую роль

в пространстве усеченном,                      

мечты последняя гастроль

в мозгу разгорячённом

закончилась не па-де-де,

а дракою нейронов.

Порой и в дружеской среде

война идёт средь  клонов.

Портрет любви

Нежнее розы лепестка

её сияющая кожа,

и тонкий локон у виска,

на нить спиральную похожий,

едва  касается щеки,

не впалой, а слегка округлой.

Глаза синей, чем васильки,

и нет морщин на коже смуглой.

Любви несбывшейся портрет

пишу на пике вдохновенья.

От восхищенья долгих лет

в душе осталось лишь мгновенье.

О таланте

Об искусстве не судят

                              по вкусам толпы,

вкус толпы – не критерий

                              большого таланта.

Только время способно

                               под гнётом молвы

средь стекляшек узреть

                             красоту бриллианта.

Ушла любовь

Ушла любовь.

                 На перекрёстке судеб,

забрав весну из сказочного сна,

ключи от счастья

                        на зелёном блюде

в чужую жизнь

                          кому-то понесла.

Ушла любовь

                  вопросом без ответа,

ушла, как сон,

                     неслышно и легко.

Упало в осень радужное лето,

а там и до зимы недалеко.

Ты – мужчина, а я – женщина

Ты – мужчина, пришедший из марта,

а я – женщина зноя июльского.

Ты в плену у игры и азарта,

а я – сладость у пряника тульского.

Ты – мужчина, весною взъерошен,

а я – женщина,  летом обласкана.

Так зачем ты июльской порошей

в моё лето приходишь за сказками?

Без названия

Стихи однажды сочинила

под улюлюканье толпы,

и капали, как кровь, чернила

с пера на лист и, как клопы,

забились в щели между строчек,

покусывая каждый слог.

И то длиннее, то короче

непредсказуемости срок

мне назначает провиденье

на склоне выжатого дня.

«Я помню чудное мгновенье»,

но помнит ли оно меня?